Несчастным же хочется понять причины своего несчастья.

У брака множество врагов, но первые враги его — мы сами, наше легкомыслие, нежелание учитывать конкретику, мыслить и чувствовать вместе, терпеть, надеяться, уступать.

Брак — это союз мужчины и женщины, освященный обрядом, церковным или светским, или ими обоими сразу, во время которого они дают друг другу слово быть верными друг другу.

Помните изумительные слова из западноевропейских брачных служб: «… В болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас»? Они даже немного пугают, эти клятвы, но ведь и даются они не кому-нибудь, а Богу.

Кстати, почему столь неблагозвучно после пронесшейся над нами промышленной эры звучит само слово «брак»? «Хорошее дело браком не назовут» — одна из самых расхожих пошлостей, в которой звучит отнюдь не пошлая ироническая грустинка. Дело в омонимии (внешней похожести одного слова на другое), бытующей в языке с незапамятных времен.

«Брак» (не производственный, а тот самый, изначальный) образовался от слова «брать». Брали обычно невесту в дом жениха.

Этимология термина «брак» — вопрос достаточно сложный и дискуссионный. Старославянское слово «брачити» означало отбирать что-то хорошее и отвергать плохое. А также могло означать «супружество», «пир», «свадьба». Использовались и другие термины — «сълюбъ», «сълюбытись», что означает «договориться». Иногда использовался термин «поимется», который означал фактические брачные отношения.

Есть и иная, выглядящая довольно конспирологически, версия, которую впору назвать «аббревиатурной»:

Мутировав, изменив словокорневой смысл, слово «брак» вернулось на Русь во времена христианизации, пишет неизвестный форумчанин:

Б — БОГ

РА — СВЕТ, ОСВЕЩЕНИЕ

К — КОЛЬЦО — ОБРУЧ — ОБРУЧЕНИЕ

Итого получается: БОЖЕСТВЕННЫМ СВЕТОМ ОБРУЧЕННЫЕ

Для меня же в слове «брак» всегда звучал отголосок «братства» как высокой дружбы. Брак и братство для меня — одно. Своей жене я брат, она мне — сестра.

Так и живем.

«Гражданским» в обиходе называют брак без регистрации. «Живут в гражданском браке» — значит, доверяют (или наоборот, не доверяют) друг другу настолько, что имеют дерзость годами оставаться для государства с его органами регистрации, учета и опеки ничем не связанными друг с другом, то есть холостыми, неженатыми.

Меж тем семья, пусть и неофициальная, образована, и это приходится признать если не государству, то хотя бы окружающим.

На самом деле гражданским называется вовсе не брак без регистрации, а только-то брак без венчания — то есть соответствующего церковного обряда. Гражданский — значит не церковный.

Эта путаница образовалась примерно сто лет назад, когда возникло само понятие гражданского брака. Нарастающий урбанизм (стремление людей в крупные города) не пощадил сравнительно маленьких — деревенских, поселковых, цеховых — общин, где главенствующую духовную роль играли церковные приходы со священниками во главе, распоряжавшимися личной жизнью прихожан, в том числе их личными семейными отношениями. В эти самые отношения лезли, не стесняясь, прямо в обуви, копаясь в душах исповедовавшихся с особым пристрастием. Чуть позже страсть распределять, кто с кем должен ужиться, целиком заимствовали у церкви комсомольские и партийные органы, устраивавшие публичные судилища тех, кто недостаточно образцово вел себя в браке.

Но это случилось уже при ослаблении вездесущей роли церкви и соответствующем усилении роли светского государства, немедленно предоставившего обществу свои аналоги церковных обрядов — пусть ущербные, лишенные глубокого метафизического смысла, предельно обедненные двухмерным официозом, но аналоги.

Что же было отвергнуто?

Церковный брак, признававшийся государством в течение, по крайней мере, нескольких столетий.

Государство сказало: расписывайтесь при мне, я отныне есть ваша церковь. Если хотите, можете и обвенчаться, но главное здесь — я.

Для того чтобы понять причины этого отчаянного со стороны государства шага, должно вернуться к самым началам цивилизации.

Религия как феномен исключительно человеческий создала себя в храмах — местах для молитв.

Храмы — культовые учреждения — сопровождают цивилизацию от самой глубокой древности. Оттуда же, из древности, донеслось до нас, что назначение храмов было, как минимум, многофункциональным. Первое и основное — религиозное, конечно. Молитвы, службы.

Второе — культурное (сохранение и накапливание знаний, навыков, традиций). Библиотеки, философские клубы, лаборатории, учебные классы.

Третье — хозяйственное. Содержание работников, совместная выработка продуктов сельского хозяйства — растениеводства и животноводства, промышленных товаров.

В храмовой среде развивались ритуалы, обрядовые практики, отрабатывались и властные технологии — влияние на сознание отдельных индивидуумов и их масс, регламентация их действий.

Неудивительно, что расписанным оказался не только сельскохозяйственный год, но и свадебные торжества.

Первые храмы располагались в пещерах или прямо под открытым небом в виде капищ с вкопанными в землю идолами (изображениями богов). Но как только строительное искусство вышло на очередной виток совершенства, над священными местами поклонений и жертвоприношений повсеместно сомкнулись своды и крыши, и духовное пространство вновь отделилось от живой природы.

Браки, рождения и смерти — три главнейшие точки человеческой судьбы — свидетельствовались и освящались в храмах: человек всегда склонен был немного набивать себе цену.

Публичная фиксация связи между мужчиной и женщиной появилась как совершенно естественное желание во времена незапамятные.

Первые записи о том, что такой-то взял себе в жены такую-то, написаны на уже мертвых языках планеты клинописью, петроглифами и иероглифами, выдолблены на камне и написаны на пергаменте, и каждая такая запись становилась малюсеньким кирпичиком в основании великого правового института — брака.

Поначалу взятые обязательства не влекли за собой почти никаких имущественных последствий. Муж мог оставить надоевшую жену, жена — мужа, и даже вождь, совет старейшин и тем более «Его Величество Закон» не могли потребовать компенсации за разрыв. Да и с какой стати? Имущества было мало: примитивная одежда, такая же примитивная посуда, а еда имуществом вообще никогда не была. Утварь делили по наитию: мужчине оружие, женщине миски.

Дети в расчет не принимались.

Но постепенно люди стали понимать всю убийственность «птичьих прав», то есть нулевого правового статуса. Чем больше накапливалось в обществе имущества, чем дальше мог человек заглянуть за грань завтрашнего дня, тем сильнее он хотел от бытия гарантий.