В подавляющем большинстве население России не способно принять брак не ради детей, а ради веселого времяпрепровождения. Если не ради деток, то незачем, думают даже в российских мегаполисах, где космополитическая культура распространилась куда как сильно.

Тем более не способно российское сознание принять институт усыновления гомосексуалистами детей. Если Господь не дал, то зачем вам? Если вы Господу противитесь, то к чему?

Верите ли вы, что важны государству?

Я, например, нисколько.

Государство не видит меня — точнее, того образа, который возникает во мне по отношению к себе самому! В духовном смысле государство слепо.

Помните фильм «Хищник» с Арнольдом Шварценеггером (или «Терминатор» с ним же)? Интерфейс зрительного восприятия реальности и у Хищника, и у Терминатора довольно избирательный — тепловой и цифровой. Вместо реальной фигуры противника (добычи) эти дьявольские создания наблюдают цветные или зеленоватые пятна.

Так и государство: ему видны не движения наших душ, но то, как мы действуем в правовом поле, а это поле чрезвычайно дискретно: справки, выписки, заявления. Пятна какие-то: вот кто-то родился, получил единовременное пособие, выписался из роддома номер такого-то, получил гражданство страны проживания, оформлен в детсад, прошел медосмотр. Где же сам человек?

В глазах государственных органов мы отражаемся чрезвычайно урезанными. Представление о нашей честности-нечестности, работоспособности-неработоспособности возникает на основании заявлений, прошений, ходатайств, резолюций и других бумажек с печатями. Но разве это мы?

Номинально эти самые «мы» рождаемся в лоне государства и в нем же отдаем концы в воду (точнее, в землю). Так же номинально государство только что нас не рожает: воспитывает, просвещает, нанимает на работу, заботится о нашем здоровье, разрешая нам иногда отдыхать… А по факту стоимость услуг государства, учитывая их качество, изрядно завышена, и завышена по понятным причинам: чиновничья орава формирует законы и хочет, простите за грубость, есть и пить слаще нашего, вот и набивает себе цену.

Применительно же к браку можно говорить о том, что государство доглядывает вовсе не за нами, а за тем, чтобы мы не хулиганили и вели себя в соответствии с частично придуманными им, а частично сложившимися веками «общественными нормами».

За нарушение их в зависимости от «серьезности деяния» предусмотрены санкции (наказания) от мелких штрафов вплоть до лишения жизни и свободы на долгие годы. Это и есть система права.

Если государству станет выгодно заключать любые браки — например, человека и животного или человека и неодушевленного предмета, оно откроет и такую лазейку.

«Человек, возьми все, что ты хочешь, но заплати за это настоящую цену» — сказано давным-давно. Настоящей ценой за предмет вожделения может быть и дорогая, и сверхдорогая цена.

Ничем другим, кроме благ и санкций, полуслепое государство наше оперировать не может. Мы сами его так настроили: не разбираться в нас, а усреднять каждого до абстрактного понятия.

Какую бы из мировых систем права мы ни взяли (романо-германскую, англосаксонскую, мусульманскую или социалистическую — да-да, она еще существует, только уже не в России, а в Северной Корее, Китае и на Кубе!), везде самым пухлым разделом будет право гражданское, то есть связанное с имуществом частных лиц и организаций.

Гражданское право, гражданский брак… созвучие очевидно.

Все мы, так или иначе, граждане: лиц без гражданства на планете осталось чуть-чуть — глобализация, всеобщий учет и контроль вплоть до внедренных под кожу микрочипов.

А гражданам, считает государство, полагаются порядок, покой и мирный сон.

Может, оно и право: когда бараны пересчитаны, их легче пасти.

Все мы хотели бы более или менее определенно знать, что будет завтра, на кого мы работаем, сколько принесем в клюве домой, на что потратим заработанное и сможем ли вообще его потратить.

То, чем мы можем располагать, и есть наше имущество, охраняемое правом, оно же закон. Следовательно, коллизий, связанных с имуществом, перед нами безбрежное море.

Вы женитесь (выходите замуж) и тут же начинаете вальсировать с государством: оно начинает считать, что отныне вы работаете во благо образованной вами семьи. Вы можете считать как угодно, но каждая копейка, заработанная вами, делится отныне пополам, как и копейка вашей суженой (суженого).

Семейный кодекс нашей страны (Российской Федерации, сокращенно — РФ) пытается однозначно трактовать возникающие отношения себе и нам во благо: доброго пути, счастливого плавания, говорит он устами теток-распорядительниц во всех ЗАГСах родной страны.

Что же приводит государство в состояние сдержанного умиления перед женящимися нами?

Вступая в брак, мы улучшаем брачную статистику Росстата — раз.

Усиливаем надежды государства на позитивную демографическую статистику — два.

Образуем устойчивую ячейку общества, снижая факторы риска (женатые и замужние — основа общества), — три.

Есть и другие положительные моменты: биологически женатые менее подвержены тревоге и стрессу, хроническим заболеваниям и будто бы «более удовлетворены процессом проживания жизни». Но именно здесь сегодня возникает основное противоречие: когда обязанности брака начинают угнетать, постоянное терпение и понимание надоедают, компромиссы осточертевают, в семье наступает кризис.

Кто же более счастлив?

Глобальная экономика разрушает семьи уже тем, что профессионал-одиночка имеет куда больше возможностей для самореализации и повышения своего жизненного уровня, чем связанная браком профессиональная пара, вынужденная еще и растить детей.

Подсчет довольно простой: я зарабатываю 60 тысяч, жена до брака — 40, итого 100, но теперь жена не работает (минус 40), и на 60 тысяч российских рублей живет еще и наш сын. Итого: я обеднел в три раза, жена — в два. Это — ощутимо.

Иллюзия повышения благосостояния при помощи брака все еще работает для тех, кто всецело разделяет стереотипические государственные (то есть документированные и регламентированные) представления о том, как жить достойно.

Но что в них — живым нам?

Пушкин не совсем подцензурно писал о браке в том роде, что… нет-нет, не берусь пересказывать частные письма. Некоторый цинизм был ему свойственен. Брак для человека, иными словами, вовсе не то, что для государства. Мы выбираем способ жизни, следуя и чувству, и традиции, и всего-то.

А государство, решившее, что только этот способ жизни прекрасен и перспективен, одобрительно нам кивает. Но кивки его доносятся словно бы из другого пространства: людям, «упакованным» по самую макушку, жизнь средней российской семьи непредставима почти так же, как пейзаж иных планет.