— Хорошо, любимая, согласен, эти кряквы, все как одна, были в смокингах, а теперь поехали домой.

Возле машин их ожидали Стенли и личный секретарь. Адам вел Джулию к машине, но она вдруг остановилась перед одной из могильных плит на просторной лужайке и прочитала имя и годы жизни той, что покоилась под камнем.

— Ты ее знала? — спросил Адам.

— Это могила моей бабушки. Отныне вся моя родня лежит на этом кладбище. Я — последняя из рода Уолшей. Конечно, если не считать нескольких сотен неведомых мне дядюшек, тетушек, кузенов и кузин, обитающих между Ирландией, Бруклином и Чикаго. Адам, извини мне эту недавнюю выходку, меня и вправду что-то занесло.

— О, ничего, дорогая; нам предстояло венчаться, но случилось несчастье. Ты похоронила отца и, вполне естественно, убита горем.

Они шагали по аллее. Оба «линкольна» были уже совсем близко.

— Ты права, — сказал Адам, в свою очередь поглядев на небо, — погода сегодня и впрямь великолепная, твой отец даже в свой смертный час ухитрился нам нагадить.

Джулия резко остановилась и выдернула свою руку из руки Адама.

— Не смотри на меня так! — умоляюще воскликнул Адам. — Ты сама сказала то же самое как минимум раз двадцать после того, как узнала о его кончине.

— Да, сказала, но я имею на это право — я, а не ты! Садись в ту машину вместе со Стенли, а я поеду в другой.

— Джулия! Я очень сожалею…

— Можешь не сожалеть, я хочу провести сегодняшний вечер одна и разобрать вещи отца, который ухитрялся нам гадить вплоть до своего смертного часа, как ты выразился.

— О боже, но ведь это не мои слова, а твои! — крикнул Адам, глядя, как Джулия садится в машину.

— И последнее, Адам: я хочу, чтобы в день нашей свадьбы вокруг меня были уткикряквы, десятки уток, слышишь? — добавила она, перед тем как хлопнуть дверцей.

«Линкольн» исчез за кладбищенскими воротами. Расстроенный Адам подошел ко второй машине и сел сзади, справа от личного секретаря.

— Нет уж, лучше фокстерьеры: они маленькие, зато кусаются очень больно, — заключил Стенли, устраиваясь впереди, рядом с шофером, которому дал знак отъезжать.

Машина, в которой ехала Джулия, медленно продвигалась по Пятой авеню под внезапно обрушившимся на город ливнем. На углу Пятьдесят восьмой улицы автомобиль надолго застрял в пробке возле большого магазина игрушек, и Джулия стала разглядывать витрину. Она узнала большую плюшевую выдру с серо-голубой шерсткой, смотревшую на нее из-за стекла.

Тилли появилась на свет в один субботний день, похожий на сегодняшний: тогда дождь хлестал так же буйно и вода струями сбегала по оконным стеклам. Джулия сидела в своем бюро, глубоко задумавшись, как вдруг эти струи обернулись в ее воображении реками, деревянные рамы — берегами Амазонки, а взвихрившаяся кучка листвы — хижиной маленького зверька, которого грозил поглотить этот жуткий потоп, переполошивший всю колонию выдр.

Настала ночь, но дождь все не прекращался. Сидя в одиночестве в просторном компьютерном зале анимационной студии, Джулия набросала первый эскиз своего будущего персонажа. Теперь невозможно даже подсчитать, сколько тысяч часов она провела перед экраном, рисуя и раскрашивая это серо-голубое существо, продумывая каждое его движение, каждую гримаску и улыбку, чтобы вдохнуть в него жизнь. Невозможно вспомнить, сколько совещаний, перетекавших в ночные бдения, и сколько уик-эндов потребовалось, чтобы осуществить свой замысел — сочинить историю Тилли и ее собратьев. Но успех этого мультфильма с лихвой вознаградил двухлетние усилия самой Джулии и пятидесяти сотрудников, работавших под ее началом.

— Я сойду здесь и доберусь до дома пешком, — сказала Джулия шоферу.

Тот указал на грозовой ливень за окном.

— Вот и прекрасно, это первое, что мне нравится сегодня, — объявила Джулия, когда водитель закрывал за ней дверцу машины.

Он только успел увидеть, как его пассажирка кинулась к магазину игрушек. И дождь был ей нипочем — ведь Тилли, сидевшая за стеклом витрины, встретила ее улыбкой, словно обрадовалась приходу хозяйки. Джулия, не удержавшись, помахала ей; к великому удивлению Джулии, маленькая девочка, стоявшая рядом с плюшевой игрушкой, ответила тем же. Мать девочки сердито схватила ее за руку и попыталась вывести из магазина, но ребенок уперся и вдруг бросился в широко раскрытые объятия выдры. Джулию взволновала эта сцена. Девочка цеплялась за Тилли, а мамаша шлепала ее по рукам, заставляя выпустить игрушку. Джулия вошла в магазин и направилась к ним.

— Известно ли вам, что Тилли наделена волшебными чарами? — спросила Джулия.

— Если мне понадобится помощь продавщицы, я вас позову, мисс, — отрезала женщина, испепеляя свою дочку взглядом.

— Я не продавщица, я ее мама.

— Что-что? — громко воскликнула мамаша. — Это я ее мать, попробуйте докажите, что это не так!

— Я говорю о Тилли, об этой плюшевой зверюшке — по-моему, она прониклась симпатией к вашей дочери. Это я произвела ее на свет. Позвольте мне подарить ее вашей девочке! Мне очень грустно видеть, как Тилли одиноко сидит в витрине при этом ярком освещении. В конце концов она совсем выцветет под лампами, а ведь она так гордится своей серо-голубой шубкой. Вы даже представить себе не можете, сколько часов мы трудились, чтобы подобрать нужные оттенки для макушки, шеи, животика, мордочки, нам хотелось, чтобы эти краски вернули ей улыбку, после того как река унесла ее домик.

— Ваша Тилли останется здесь, в магазине, а моя дочь должна понять, что нельзя отходить от меня, когда мы гуляем по городу! — ответила мамаша, дернув дочь за руку так сильно, что той пришлось выпустить пушистую плюшевую лапку.

— Но Тилли было бы так приятно иметь подружку, — настаивала Джулия.

— Вы хотите доставить удовольствие плюшевой игрушке? — изумленно спросила мамаша.

— Сегодня у меня особый день, и мы с Тилли были бы счастливы, да и ваша дочка, кажется, тоже. Одно короткое «да», и вы осчастливите сразу троих — неужели вам не хочется сделать нам такой подарок?

— Так вот, я говорю «нет»! Алисе не нужны подарки, да еще от незнакомой женщины. Всего хорошего, мисс! — бросила женщина, направившись к выходу.

— Алиса вполне заслужила такую игрушку, а вы пожалеете о своем отказе лет через десять! — крикнула ей вслед Джулия, с трудом сдерживая гнев.

Мамаша обернулась и смерила ее надменным взглядом:

— Вы разродились плюшевой игрушкой, а я — настоящим ребенком, так что оставьте свои нравоучения при себе, понятно?

— Вы правы, дочка — это не плюшевая игрушка, на ней не так-то просто будет зашить прорехи, сделанные жестокой рукой!

Женщина с оскорбленным видом вышла из магазина и, не оборачиваясь, удалилась в сторону Пятой авеню, таща за собой дочь.