— Мое почтение, герр инженер! — услышал Франсуа, проходя через вестибюль гостиницы.

Машинально он поклонился в ответ и хотел пройти мимо.

Но не тут-то было! Перед самым носом инженера возникла тяжеловесная, коренастая фигура, заслонившая собой путь на лестницу.

Инженер сделал нетерпеливое движение, но быстро передумал, так как позади фон Краша — именно этот немец и задержал его — он увидал женскую фигуру. В ней узнал свою вторую пассажирку, которую доставил в Мурмелон.

— Отец мадемуазель… — проговорил он вежливо.

— Не мадемуазель, а мадам Маргариты, — поправил немец. — Маргарита — разведенная супруга профессора, который сделал ее несчастной, каналья!

И когда молодой человек жестом выразил недоумение по поводу такой откровенности, фон Краш замолчал.

— Прежде всего я должен поблагодарить вас за то, что вы отнеслись так мило к легкомысленной выходке Марги…

— О! Мадам сделала весомый вклад в дело развития авиации…

— Но вы-то им не воспользуетесь, герр инженер. За вами останется ореол бескорыстной любезности… И я этому рад, так как могу, не имея с вами никаких денежных счетов, высказать вам все мое преклонение.

Вдруг он прервал себя:

— Мне кажется, однако, вы спешите…

— Да… я приглашен на обед… Должен переодеться…

— Не беда. Я отниму у вас не более пяти минут. И, надеюсь, вы не пожалеете, что выслушали меня!

Голос толстяка звучал так решительно, что Франсуа не рискнул его остановить. Он толкнул дверь в читальню и курительную комнату, предоставленную в пользование обитателей гостиницы:

— Здесь мы можем переговорить, нам никто не помешает. — Инженер пропустил вперед отца и дочь.

Фон Краш следил за каждым его движением с видом полного удовлетворения.

— Так как у вас мало времени, герр инженер, я сразу перейду к делу… И вы, и я обладаем математическим складом ума. Будет лучше, если мы поговорим на языке цифр.

Удивленный таким началом, Франсуа молчал.

— Сначала посмотрим, что мы собой представляем, — продолжал фон Краш. — Вы — изобретатель, обладающий трезвым умом. Несколько слов, сказанных вами там, на беговом поле, поразили меня. Вы знаете, чего еще не хватает аэропланам, вы это видите отчетливо и создадите аппарат, у которого будут те качества, о которых вы упомянули.

По губам Франсуа скользнула еле заметная усмешка. И фон Краш, и Маргарита сделали вид, что ничего не заметили.

— Чего же вам теперь, собственно, не хватает? Денег, много денег, чтобы можно было работать, не стесняя себя в средствах. Я богат — и предоставляю вам мое состояние, пользуйтесь им, в какой бы мере это ни понадобилось…

Несколько минут Франсуа сидел молча.

Невероятно! Удача не только сама шла ему в руки, она буквально начинала преследовать его!

Фон Краш по-своему истолковал его молчание.

— Вы удивлены? — спросил он. — Вы не можете понять, как я решился сделать вам такое неожиданное предложение… мной руководили два побуждения… Как богатый человек, я пожелал, чтобы мои деньги послужили чему-нибудь с пользой… Но больше всего — я думал о благополучии моей Марги…

— Не продолжайте, прошу вас!

— Почему? — одновременно спросили отец и дочь.

Франсуа, запинаясь, пробормотал:

— Я… Я принял другое предложение…

Но Марга не удовлетворилась подобным ответом. Она вся преобразилась. Лицо ее совершенно изменило выражение. Черты на миг отразили то, что было скрыто в тайниках души. Теперь можно было ясно увидеть, что Марга не из тех, с кем можно не считаться.

Вопрос, который она задала Франсуа, прозвучал почти угрожающе:

— Предложение финансовое или… брачное?

— И то и другое.

— А! — гневно вырвалось у Маргариты.

Но фон Краш схватил молодого человека за руки и отеческим тоном заговорил:

— Я не подозревал… весьма сожалею… весьма, поверьте! Но, если вы раздумаете, помните, у вас есть я, вы всегда можете располагать мной, как вам будет угодно…

Инженер любезно поблагодарил фон Краша. Он, по-видимому, хотел расстаться со своими собеседниками без лишних неприятностей.

Франсуа встал, вежливо поклонился, давая понять, что разговор окончен. Но тут уже Марга не выдержала.

— Пойдемте, папа, пойдемте! Разве вы не видите, что он спешит к своей маленькой англичанке.

Инженер задрожал, но сразу же овладел собой. Не сказав больше ни слова, он подошел к двери, открыл ее и вышел, оставив немцев одних.

Физиономия фон Краша изменилась, словно по волшебству. В глазах его загорелись красные точки, и он проворчал сквозь стиснутые зубы:

— Мы попробовали взять лаской, Марга. Теперь будем действовать иначе…

— Не надо насилия, — сказала она с внезапной грустью, — насилием не заставишь человека полюбить себя.

— Обещаю тебе, что, сверх всего прочего, ты получишь и его любовь… Раньше чем через полгода он будет у твоих ног!

Вдруг немец быстро прервал себя:

— Однако я еще должен написать… Предупреди, пожалуйста, нашего механика. Я составлю две депеши… Мы их отправим из Шалона, так как нам не следует привлекать к себе лишнее внимание.

Он уселся за стол. Перо его забегало по бумаге, оставляя следующие загадочные строки: «Гейндрику, 79. Вильгельмштрассе, Берлин, Германия. Деловая комбинация номер первый не удалась. Перехожу к комбинации номер второй. Почтение. Фон Краш».

Затем на другом листке появилось следующее. «Лизель Мюллер. Семейный пансион Вильнев, улица Отейль, Париж. Дядя Леопольд прибудет в час ночи. Будет рад вас видеть на вокзале. Час ночи, Лионский вокзал. Привет».

Краш подписал эту депешу вымышленным именем Виктора Кароля. Прижав к влажной бумаге бювар, он заботливо сложил ее и спрятал в карман.

Вошел шофер:

— Мадам уже в автомобиле, сударь. Ждет вас.

— В дорогу, в дорогу сейчас же! Сначала в Шалон, отправить депеши. Потом пообедаем. В час ночи мы должны быть в Париже, на Лионском вокзале. В дорогу, с Богом. Не будем терять времени!

Пятью минутами позже автомобиль немца выехал из городка.

На левантинской башне Лионского вокзала пробило час ночи.

Покрытый пылью автомобиль подъехал к двери с надписью «Выход» и остановился подле тротуара, идущего вдоль зала, где продавались билеты для пропуска на перрон.

Вокзальный двор был ярко освещен фонарями, разливающими далеко вокруг ослепительное море света.