Хирургия — специальность, насквозь пропитанная мужским шовинизмом. Я поняла это с первого же дня появления на кафедре экспериментальной и клинической хирургии, когда увидела пять хирургов, высунувшихся из ординаторской поглазеть на меня. Как оказалось, я была первой особью женского пола за всю историю кафедры. На обучение меня, конечно, приняли, краснодипломница как-никак, но хирургии меня никто учить не собирался. Мне ясно дали понять, что моя задача — «писать истории, печь пирожки и мыть чашки», а в операционной делать нечего. Попытки указать на равные права с мужчинами натыкались на стену едких шуток и пошлых комментариев. Но последней каплей моего терпения стал смачный шлепок по заднице, который мне отвесил один из кафедральных профессоров. Вот тут моя внутренняя феминистка взбунтовалась! Я перестала приносить домашнюю еду на работу, чтобы не баловать коллег. Их некогда белые чайные чашки покрылись толстым темно-коричневым слоем чайного осадка, а посуда в раковине копилась весь день — я просто прекратила ее мыть. Мужское население мне отвечало не менее «достойно»: отлучением от операционной, бойкотом и перевязками самых сложных пациентов.

Так продолжалось месяца полтора. Вдруг один из хирургов позвал меня на ассистенцию. Это был тот самый Герцог. Он словно взял надо мной шефство. За первые недели в ординатуре я уже успела понять, кто тут с руками, а кто чистый теоретик. Он был из первых. Высокий, широкоплечий, с крупными чертами лица и добродушной улыбкой — настоящий сибиряк. Когда он смеялся, смеялось все его тело, а когда пальпировал пациента, определяя патологию, его ладонь покрывала всю поверхность живота. Я и сейчас, по прошествии 19 лет, узнаю его руки по форме пальцев и ногтевых пластин. Он курил трубку, и утром, заходя на территорию больницы, я понимала, кто из нас пришел на работу первым. Это был единственный период в моей жизни, когда мне нравился запах табака. А аромат его Fahrenheit лишал меня покоя, и по сей день является моим фаворитом среди мужских запахов. Но эти эмоции я переживала внутри, внешне все было более чем невинно: я к нему на «Вы», а он был единственным, кто не проявлял ко мне полового интереса. Только учеба, только работа, только ее величество Хирургия.

Андрей Андреевич был единственным, кто относился ко мне серьезно, постепенно раскрывая для меня секреты ремесла, от меня требовалось только внимать и бесконечно писать истории болезни (компьютеров тогда еще не было). Я дежурила сутки через сутки, буквально жила в больнице, но это не утомляло, наоборот, я летела на работу. Через полгода на моем личном ординаторском счету было несколько десятков самостоятельно выполненных операций. На кафедре на меня посмотрели другими глазами, словно говоря: «О, а она что-то может». Но самый большой комплимент я получила от Учителя, когда он отправил меня делать аппендэктомию (удалять аппендицит), а в помощники дал мне студента, сказав: «Ты не должна привыкать к рукам одного ассистента». Помню, как я обиделась на него тогда, думая, что ему просто лень подниматься с дивана, и побрела в операционную. Работала спокойно, без лишних движений, студент почти не мешал, хоть и изрядно нервничал. Помню, когда наложила последний шов на кожу и единым движением срезала нитки, услышала за спиной голос Герцога: «Эх, словно сам делал!» Оказывается, он всю операцию тихонько простоял сзади и наблюдал.

Два года ординатуры пролетели как одно мгновение, из нее я вышла готовым хирургом. Кстати, обучал он меня не потому, что увидел во мне какой-то талант к хирургии, как я, наивная, полагала, а на спор с кафедральными сотрудниками, которые утверждали, что из меня не будет никакого толку. Хорошо, что я узнала об этом, только когда мы с ним танцевали белый танец в день моего выпуска из ординатуры.

За окном начинало светать, на горизонте появились первые лучи восходящего солнца, возвращая меня к реальности.

04:31. «Надо хотя бы немного поспать, завтра две операции», — заговорила во мне ответственность хирурга.

Мельком взглянув на свою страничку в «Инстаграме», я снова увидела комментарий про операции популярным личностям. Да, меня часто спрашивают, почему я не оперирую звезд шоу-бизнеса. Ну, во-первых, то, что в моем «Инстаграме» нет фотографий с известными людьми, не означает, что они у меня не оперируются. Среди моих пациентов немало известных людей, но если я вдруг встречаюсь с ними на каких-либо мероприятиях, то никогда не подхожу и не обнаруживаю наше знакомство. Поскольку в какой-то степени дружба с пластическим хирургом дискредитирует человека, как бы негласно указывая на его несовершенство.

Во-вторых, афиширование эстетических операций в соцсетях, да еще и в обнимку с пластическим хирургом, как правило, говорит о том, что операция выполнялась с большой скидкой или бесплатно. Я на такое сотрудничество не соглашаюсь. Это обесценивает в глазах любого пациента работу врача, результат не ценится и не бережется, как если бы за него были заплачены свои кровные.

И в-третьих, звезды шоу-бизнеса, как правило, идут оперироваться к тому, кого они знают, с кем «тусуются». Не секрет, что одним из методов рекламы является посещение различных открытых и закрытых развлекательных мероприятий, где люди заводят деловые контакты. Врачи не исключение: есть те, кто пиарится таким способом. Почему бы и нет. Только делать это надо регулярно, чтобы примелькаться и стать своим. Я несколько раз посещала такие закрытые мероприятия — моя приятельница устраивает чудесные тематические вечеринки. Невероятно познавательно: изумруды, меха, часы, вина… Это неполный список тех тем, которым были посвящены эти встречи. Но! Подобные мероприятия начинаются часов в 9 вечера, как раз после работы, и продолжаются порой до двух часов ночи. И если пообщаться с интересными людьми после семи часов работы в операционной я еще способна, то восстановиться за оставшиеся 4 часа сна и на следующий день быть работоспособной — проблематично. Вывод: активно оперирующий хирург не может регулярно тусоваться по ночам. Как следствие, в шоу-бизнесе просто не знают об этих хирургах.

— Все, спать, Ксюша, спать! — произнесла я вслух, окончательно вернувшись в реальность из мира воспоминаний, и направилась в спальню.

Хорошая вещь шторы black-out — несмотря на пробуждающийся рассвет, в спальне все еще царила ночь.

6:30. Из мобильного раздались первые звуки будильника. Они накатывали легкими волнами, постепенно становясь громче, мягко пробуждая.

Выспалась ли я? Вполне. Уж не знаю, с чем это связано, но даже сутки, проведенные без сна, не снижают мою работоспособность, а тут всего пара часов. Вероятно, закалила ночная работа медсестрой в ожоговом отделении и суточные врачебные дежурства. Через щели между шторами ярко светит солнце, обещая погожий день. Надеюсь, синоптики ошиблись в своих прогнозах на дождь и похолодание.

Сев в кровати, я покрутила головой в стороны, чтобы размять шею, интенсивно помассировала уши, чтобы встряхнуть организм ото сна и, переплетя пальцы рук, минуту растирала их друг о друга для всеобщего тонуса.

Нет, я не делаю зарядку в обычном понимании этого слова. Никаких приседаний, отжиманий и бёрпи, но уже много лет мое утро начинается с упражнения «пять тибетцев». Мне этого достаточно.