сырые, с воспаленьями

и с ознобами строка.

На вчерашний воз с поленьями

не поднимется рука.

Глажу лезвие по молоту -

ржавый дух из стали прочь,

чтоб не старость и не молодость,

не жена чтоб и не дочь.

Вновь одежда груботканная

истирает швами, вы -

года – тепло желанное

в перьях брошенной совы.

Отгорю с ручьями, реками -

водо – по- росль, трава.

Откровенья с дровосеками -

отсыревшие дрова.

Стану редким исключением -

не сжигать календарей,

Дни заброшу по течению,

без тебя и якорей.

Не держи рукою цепкой,

платьев розовых не шей,

не могу я быть при- щепкой

на развешенной душе.

Одно-с-час-тье

Обвенчались в одночасье -

одно с-час-тье ли?

Двуединое при-час-тие

не от-час-ти ли?

Атлас белый (по примете)

к неприметности,

слезы редкого соцветья -

пустоцветности.

Чисто-тел глотали внутрь

до побочности,

В одночасье чья минута

непорочности?

Выдох в северные ливни -

перебор воды,

Обвенчались или гибнем?

кто – не поводырь?

С-час-тье – стрелка?

со-у-час-тье в теплой полости?

Я – слепец, а ты несчастнее,

ты без гордости…

Закон Гидрометрии

Окна – лучники. Ужалюсь и

солнцеядна – верьте-ка

лечим разум через жалюзи:

ливни, ливни вертикаль.

Сверху вниз по капле смерили:

рост, обхват – размер к земле,

мерим лица – лице – мерие

витражами на стекле.

С нитью струй, марионеточный,

под косым углом идешь,

много или одноклеточный -

всё равно – под гидронож.

Полосует. Разлинованы

в руки правые к зонтам,

пары нас – спарализованных

в мир, как в Параллелограмм…

Жалит луч: вращенье стадии

солнцесферы (шар – деталь).

Дождь – всегда противоядие

от меня – горизонталь.

Винсенту

По соломенной дороге знаки воска,

пять свечей осветят звездную печаль,

только б кисть шептала по-японски

и не дул мистраль.

Ночь раскинута по вееру созвездий,

паутина – иероглиф наших лет,

только б с этим вдохновеньем вместе

Не пришел рассвет.

Скрасит тень изображение сонных,

затушует смыслом все кругом,

только б не заглядывать в подсолнух,

В желтый дом.

Ты ушел… Взвиваясь кипарисом,

в сплавленную звездную спираль,

чтоб в момент рожденья появиться

Как мистраль.

Человек – оригами

Ты – человек-оригами, и это – страшно.

Согнут по линиям сгиба (гибнешь?),

и проползаешь вверх по бумажной башне

к Б-гу, которого сквозь целлюлозу видишь.

Солнце и лица вписал в миллион квадратов

(так точка зрения стирается в прах и дыры),

И цена жизни, без малого, что квартплата,

впрочем, и мир, без малого, что квартира.

Гонишься, гнешься ради каких-то унций

в дальнюю карму, а может быть, и в карманы,

И развиваешь функцию «глубже прогнуться»

как основную в периметре мирозданья.

Ты – человек-оригами. Бумаговерцы

растиражировались от края до рая,

Им вопреки твое оригами – сердце

искрой себя, безудержной, поджигаю.

В 26

Тихая заводь, в ней белая жабочка -

так не бездомность.

Мутная лужа, в ней белая бабочка -

не невесомость.

Жирная муха на розовой шторе -

Тоже невеста.

Летом росинке привиделось море -

Это не пресно.

Кактус отважный в войне с излучением

– радость сетчатки,

Игры с простуженным вдохновеньем -

не опечатки.

Витязь в какой-то обертке тигровой -

Явно не шкура…

Вот и идешь по дороге бредовой -

Умная дура.

Хиросима

Под шляпой ядерного взрыва

на фоне едких радиаций,

на краю жизни и обрыва

хочу к твоей груди прижаться.

Застынем вечной пантомимой,

чтоб не сгореть и не разбиться.

Город- Герой мой – Хиросима!

Я – ветка сакуры в петлице.

Песочные часы

В стеклянных трубках, сдавленных посередине,

шипит песок,

и по окружностям туманно- синим

летит листок.

Неизмеримы силы ускорения

тройным числом,

и острый угол светопреломления -

чертеж лицом.

молчать, кричать или дышать слезами

бытийных мук,

и те песчинки уже больше камни

в пустом углу.

В стеклянных трубках, сдавленных посередине,

песок молчал,

так по штрихам непрожитой картины

я угасал…

Посвящение телефонам

Четыре петли всеяпонским узлом

затянуто, стянуто – больно,

и пласт этой массы – горячее зло -

стекает по пальцам продольно.

Гудки – позывные уставших сердец,

лицо – цифровое скрещенье,

ты – сеть телефонов и сотый ловец

по времени против теченья.

Потом задыхаешься в пульсе звонка,

"Алло" – и игра интонаций,

так прочно срослась, как родная рука

на теле коммуникаций.

Четыре петли и на оси узлов

теньговое мыло не смято,

Отбой и побег от дежуривших слов

в объятия накинутой, пятой…

Слова – воробьи

Я отпускаю слова – воробьи

по миру разными стайками,

кто-то их будет по клеткам ловить,

кто-то их сравнивать с чайками.

Свита по буквам разлука-печаль

белою строчкою длинной,

кто-то засмотрится в небо и жаль

станет мой клин журавлиный.

Снова открыта для тех, кто извне,

кто из влюбленных, женатых,

будет ловить на одном полотне

слово семейства пернатых.

Я отпускаю слова – воробьи

по миру в разные стороны,

только вернутся на крыши мои -

вороны, вороны, вороны.

Суп с котом

Раскрываю тетрадь кулинарную,

как укроповый зонтик с петрушкой.

Я тебе, моему ординарному,

оказалась десертной подружкой.

Не смогла эту шляпку пельменную

примерять при июльской погоде я,

иссушилась фруктовой изменою

в вечном вертеле чревоугодия.

И с закусочной нашей безлюдной

растворюсь карамелькою мятной,

ты оставишь под первыми блюдами

суп с котом или даже с котятами.

Пролистну, как меню, усмехаючи,

с малосольной своею подушкою,

чтоб опять, аппетитом играючи,

наряжаться кокосовой стружкой.

"ВАМ" (

cover

by

Маяковский В.В.)

Вам, пожирающим канцеляризмов копирайты,

имеющим право подписи и секретарей!

Как вам не стыдно сёрфить сомнительные сайты,

подцепляя, в похоти, гнусных червей и коней?!

Знаете ли вы, чайники из которых многие,

думающие, поглазеть лучше как, -

может, на админовские руки и ноги,

рухнул, черт побери, сам сервак!

Если б админ, приведенный на шефский ковер,

вдруг увидел, израненный ниже плинтуса,

как вы также теперь той же правой и левой рукой

тупо шарите по окошкам Windows-а!

Вам ли, любящим виртуальных баб и блюда,

жизнь отдавать в угоду поюзать?!

Лучше я