Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Берсеньев меня тоже заметил, кивнул с широкой улыбкой и вновь повернулся к своей спутнице.
— Хорош, сукин сын, — услышала я и рядом с собой обнаружила женщину лет шестидесяти, она насмешливо улыбнулась и спросила: — Вас не шокирует, что я так выражаюсь? — И, не дожидаясь моего ответа, продолжила: — Я заметила, вы с него глаз не сводите.
— С кого? — спросила я с намеком на удивление.
— С Сергея Львовича. Вы знакомы? Если нет, могу вас представить.
— Спасибо. Этот тип ухлестывает за моей сестрой, она в отъезде, и я прикидываю, выцарапать ему глаза сейчас или немного подождать.
— Ух ты, как интересно, — приглядываясь ко мне, сказала дама. — То, что девицы от него без ума, совсем неудивительно. Или вы считаете иначе? Вас его достоинства оставили равнодушной?
— Особых достоинств я, признаться, не вижу.
— Да бросьте, в нем очень сильно мужское начало, женщины это чувствуют.
— Вы его хорошо знаете? — поинтересовалась я.
— Встречались пару раз. Моя подруга от него в полном восторге. Впрочем, ей уже за сорок, а в этом возрасте женщины не особо разборчивы.
Пока она говорила все это, поглядывая то на меня, то на Берсеньева, я прикидывала, кого мне бог послал в собеседницы. На чиновницу не похожа, одета чересчур вызывающе, особенно для своего возраста. Однако не было в ней и стальной твердости бизнес-леди, поднаторевшей в затяжных офисных битвах. Черное кружевное платье выгодно подчеркивало фигуру, бедра и грудь тяжеловаты, зато осанка королевы. В роскошных волосах седина, которую она словно выставляла напоказ, лицо красивое, и то, что свой возраст женщина скрыть не пыталась, делало ее еще более привлекательной. Я бы решила, что она актриса или оперная дива, но это вряд ли, коли живет и здравствует в нашем городе, а я о ней до сих пор ничего не слышала. На приглашенную звезду не похожа, если знакома с Берсеньевым и что-то говорила о своей подруге. В общем, кто она такая, оставалось лишь гадать, сама дама просветить меня на сей счет не спешила, а задавать вопросы я сочла излишним.
— Ваша фамилия Завьялова? — вдруг спросила она.
— Вообще-то Ломакина, но когда-то была Завьялова, — ответила я, осведомленность женщины впечатлила: положим, то, что она знает моих родителей, неудивительно, а вот с чего вдруг взяла, что я имею отношение к данной фамилии, если раньше мы никогда не встречались? Точно не встречались, я бы ее запомнила.
— Конечно, — кивнула дама. — Вы ведь были замужем, и, кажется, не один раз.
— Четыре, — подсказала я.
Женщина подняла брови, в глазах плескался смех, хотя улыбка не стала шире.
— А что сейчас? Снова в поиске?
— Я в нем постоянно.
— Интересно. Я-то считала, что этим обычно грешат мужчины. Психологи утверждают, что, будучи охотниками по натуре, они теряют интерес к женщине, как только она забеременеет. Им важно оставить потомство от разных самок, в этом и состоит принцип выживания.
Я решила блеснуть знаниями.
— Те же психологи утверждают, что из-за этого самого принципа женщинам каждые четыре года хочется сменить партнера, чтоб потомство было здоровым. В общем, я просто следую зову природы.
— Но у вас ведь нет детей?
— Нет. Значит, нет смысла ждать четыре года, можно переметнуться значительно раньше.
— А чем вы занимаетесь, когда не охотитесь на мужчин?
— Мету улицу. Я — дворник.
— Серьезно? — Теперь она разглядывала меня с удвоенным интересом. — И как к этому относятся ваши родители?
— Плохо. Но выбора у них нет, и они смирились.
— Знаете, я вам завидую, — сказала она. — Да-да. Не удивляйтесь. Вы из породы людей, которые живут так, как считают нужным. Я этого никогда не умела. Если честно, я вообще ничего не умею. Ничего стоящего. Муж зарабатывал деньги, а я обустраивала быт. Дом, дети, чистые рубашки, пельмени и генеральная уборка каждую пятницу. Теперь сын живет отдельно, муж работает шестнадцать часов в сутки, и пельмени с генеральной уборкой никому не нужны. Даже мне.
— Грустно, — кивнула я.
— На самом деле большинство людей так живут. Оттого я вам и завидую.
— Не стоит. Периодически я испытываю тягу жить как все, но природная лень здорово мешает благим порывам.
В этот момент к нам подошла официантка, в руках она держала поднос с шампанским и рюмкой текилы с лимонной долькой.
— Аврора Леонидовна, это для вас, — с улыбкой сказала девушка. — Виктор Степанович помнит ваши вкусы.
— Мило, — усмехнулась моя собеседница, выпила текилу и сунула в рот лимон. Девушка предложила мне шампанского и поспешно отошла.
— Ну, вот, мое имя вы уже знаете, — сказала Аврора. — Фамилия моя Багрянская. А вас зовут Ефимия. Верно?
— Фенька мне нравится больше.
Она засмеялась.
— У вас красивое имя. Кстати, я знакома с вашей сестрой, помню ее еще ребенком. И вас тоже не раз видела. Как вам шампанское? Можно раздобыть чего-нибудь покрепче. Гришин, святая душа, обо всем позаботился, придется написать о нем несколько добрых слов в своих мемуарах.
— Вы пишете мемуары? — решила я поддержать разговор.
— Сама-то я вряд ли бы справилась. Подруга помогает. Зато сколько у меня интереснейших наблюдений, сколько тайн будет раскрыто… мой труд станут читать взахлеб, в этом городе, конечно, на большее я не претендую. А вот и Виктор Степанович… Между нами, на текиле он сэкономил, жуткая дрянь, но об этом мы умолчим, — подмигнула она мне.
Не успела Аврора договорить, как рядом оказался Гришин.
— Надеюсь, вы не скучаете? — спросил он, сияя улыбкой. Во взоре, обращенном ко мне, был вопрос, он вроде бы гадал, кто я и какое отношение имею к Багрянской. Я скороговоркой сообщила о бедственном положении мамы и папином отъезде.
— Ужасное несчастье, — запечалился он. — Кланяйтесь вашим родителям. Августе Николаевне скорейшего выздоровления, и при первой возможности милости прошу сюда, кухня прекрасная, это я гарантирую.
Решив, что свой долг выполнила, я дала задний ход, предоставив Гришину возможность вдоволь болтать с Авророй.
Ее фамилия в городе была на слуху. Муж известный бизнесмен, пару лет назад метнувшийся в политику. Вполне успешно метнулся, к слову сказать. Тетка мне понравилась, пожалуй, ее мемуары я с удовольствием прочитаю, если их когда-нибудь опубликуют.
Ничего меня здесь более не держало, я направилась к выходу и тут едва не столкнулась с Берсеньевым. На сей раз он обольщал сразу двух дамочек, одна была перезрелого возраста, но отчаянно кокетлива, вторая — пухленькая блондинка со вздернутым носиком. Обе, скорее всего, до черта ему надоели, только этим я могу объяснить его внезапный интерес ко мне.
— Ефимия Константиновна! — воскликнул он, освободил свой локоть из цепких пальцев блондинки и вкрадчиво произнес: — Прошу прощения, дамы, — после чего, подхватив меня, ходко припустился к столу.