«Сенат Теонии никогда не будет потакать простым людям и позволять им иметь неограниченную свободу, чтобы бездумно разрушать порядок и общие интересы Теонии ради своих личных интересов, или даже быть использованными некоторыми людьми со скрытыми мотивами для разрушения Союза Теонии, который мы старательно создавали! И Сенат сурово накажет каждого, кто попытается разрушить мирную жизнь Союза Теонии сегодня! Без всякой пощады!».

Подобно гигантскому грому, решающие слова Давоса взорвались в сердцах Поллукса, заставив его задрожать до такой степени, что он смог только сказать низким голосом: «… По вашим словам, большинство городов-государств Греции были бы уничтожены, потому что…»

Бах!

Дверь зала собраний внезапно распахнулась. Подсознательно оглянувшись, Поллукс увидел, как капитан патруля Турии, Матонис, поспешил к трибуне зала собраний.

'Что происходит?!'. — Это не только вопрос Поллукса, но и некоторых государственных деятелей в собрании.

Давос сузил глаза, глядя на трибуну, постукивая пальцем по подлокотнику кресла.

Матониса прошептал: «Ну вот, началось…».

Корнелиус слушал шепот Матониса, и его лицо становилось все более потрясенным. Время от времени он поглядывал на Поллукса, что делало его несколько беспокойным.

После того как Матонис рассказал о ситуации, Корнелий, который никогда раньше не сталкивался с подобными вещами, на мгновение растерялся, как поступить. Поэтому ему пришлось обратиться за помощью: «Архонт Давос, пожалуйста, подойдите сюда на минутку».

Давос неторопливо подошел к нему.

Увидев, как Давос и Корнелиус перешептываются на трибуне, государственные деятели стали еще более любопытными и озадаченными. Все они вытягивали шеи и прижимали уши, пытаясь понять, о чем они говорят, так как они смутно слышали, как Давос твердо сказал: «Нет! Мы будем выполнять все по Теонийскому закону!».

В этот момент они услышали, как Корнелиус позвал: «Главный судья, лорд Тритодемос, пожалуйста, выйдите на сцену».

Государственные деятели зашумели, пытаясь узнать, что произошло.

Трое начали обмениваться мнениями на трибуне, и время от времени Тритодемос обращался к Матонису, стоявшему неподалеку, чтобы узнать о ситуации.

Наконец, когда Давос вернулся на свое место, Тритодемос остался на трибуне, а Корнелиус попытался подумать, как им это преподнести. Прочистив горло и тщательно выстраивая слова, он сказал: «Э… ну… все, только что…».

«Корнелиус, поторопись! Хватит заставлять нас волноваться!». — Крикнул Скамбрас. И государственные деятели разразились смехом, что немного развеяло напряженную атмосферу.

Однако Корнелий оставался серьезным: «Только что… кое-что случилось в Турии. Освобожденного раба преследовали, когда он прибежал в храм Аида просить о помощи…».

Государственные деятели пришли в ярость. Хотя Союз Теонии был создан не так давно, в нем не обошлось без убийств. Однако «жертва бежит к богам просить о помощи» — такое впервые. В конце концов, это могло встревожить Аида, что заставляет отнестись к этому делу с осторожностью.

Услышав слова «освобожденный раб», Поллукс почувствовал сильное беспокойство. Он двигал задницей вперед-назад, как будто его деревянный стул пронзил гвоздь.

«Городской патруль, возглавляемый владыкой Матонисом, поспешил к храму. Под руководством освобожденного раба они прибыли на место нападения и арестовали нескольких мужчин, пытавшихся оказать сопротивление. После быстрого допроса подробный рассказ подозреваемых в основном совпал с показаниями освобожденного раба…» — Тритодемос перехватил разговор у Корнелиуса, и его взгляд был подобен двум холодным лучам света, устремленным прямо на собрание: «А тот, кто стоит за подозреваемыми, — Поллукс!».

Когда прозвучало это замечание, поднялся шум.

Подобно кошке, которую поджигают, Поллукс вскочил на ноги и закричал: «Это ложное обвинение! Меня подставляют!».

«Ложное это обвинение или нет, нам еще предстоит провести более детальное расследование, чтобы выяснить это». — Тритодемос оставался спокойным, но его голос был как острый нож: «И предоставленная информация также связана с более серьезным преступлением. Говорят, что «вы, Поллукс, часто освобождали рабов не по доброй воле, а чтобы контролировать их и обманывать Министерство сельского хозяйства, используя свою власть для аренды плодородных земель для них, получая при этом большую часть их земельного дохода». Если это правда, то это серьезное нарушение Теонийского закона, который гласит: «Не владеть землей незаконно! Не ограничивать свободу других!».

Сердце Поллукса бешено заколотилось, а рот запаниковал, пытаясь защититься: «Нет! Это неправда! Я… я не принуждал ни одного раба, нет! Они все добровольно отдали их мне! Да! Все добровольно! Они… добровольно отдавали мне часть своих доходов в благодарность за то, что я дал им свободу! Если вы мне не верите, пойдите и посмотрите. Некоторые из рабов, которых я освободил, даже стали официальными гражданами!».

«Не волнуйся, мы тоже расследуем твои слова, и мы никогда не позволим обидеть благородного государственного деятеля Сената! Но законы Теонии одинаковы для всех, даже если вы государственный деятель! Теперь, когда это дело коснулось тебя, мы временно ограничим твою свободу, пока этот вопрос не будет окончательно решен». — Тритодемос оставался безучастным, пока говорил это. После этого в зал собраний вошли несколько патрульных под предводительством Матониса, готовые выйти вперед и схватить Поллукса.

Когда Поллукс отчаянно пытался освободиться, он увидел, что Давос холодно смотрит на него. Внезапно осознав это, он тут же начал отчаянно бороться с окружающими его государственными деятелями: «Уважаемые государственные деятели, это заговор! Это заговор Давоса! Он увидел, что мои усилия угрожают его диктатуре, поэтому он использовал это подлое средство, чтобы подставить меня! Все, помогите мне! Пожалуйста, помогите мне! Иначе, если я паду сегодня, то завтра следующим будете вы! Вы…».

Патрульные солдаты потащили его к выходу, а его слова все еще отдавались эхом в зале собраний.

Ранее самодовольный Поллукс теперь был разнесен в пух и прах. Этот внезапный разворот был слишком впечатляющим, что государственные деятели смотрели на Давоса со сложным выражением лица.

Однако Давосу было совершенно безразлично, что говорит Поллукс. Он продолжал неторопливо откидываться на спинку своего деревянного стула.

Затем слова Тритодемоса заставили государственных деятелей, таких как Энанилус, Арифис и Марсиас, испугаться еще больше: «Учитывая широкий круг лиц, вовлеченных в это дело, и после консультации с архонтом, мы решили наложить военное принуждение на весь город, запретив кому-либо выходить на улицу, пока мы не решим этот вопрос!».

Заседание сената закончилось в шоке, и пока все еще пребывали в страхе и переговаривались, Давос уже вышел через боковую дверь зала собраний.

«Архонт Давос, пожалуйста, подождите минуту! Пожалуйста, выслушайте меня…». — Обычно спокойный Энанилус теперь кричал тоном, похожим на мольбу, пытаясь догнать Давоса. В то же время Арифис, Марсиас и остальные последовали за ним.

Куногелата, видя ситуацию, усмехнулся. Но когда он повернулся, чтобы выйти за дверь, то увидел, что Беркс все еще сидел позади него и бормотал: «Как мог Поллукс сделать такое?».

В