Боль в груди не проходила. Я опустил глаза и обнаружил, что меч Короля Мёнина снова стал видимым и осязаемым. Его резная рукоять бесхитростно торчала из моей груди. Зрелище было то еще, в обморок грохнуться не стыдно. Но никуда я, конечно, не грохнулся. Только растерянно кашлянул, чтобы прочистить горло, и заодно убедиться, что все еще жив.

А потом поднял голову к уходящим в темноту ступенькам лестницы и позвал, негромко, но требовательно:

– Дорот, иди сюда. Хватит прятаться.

Я не сомневался, что приказ будет исполнен немедленно. Ставший частью меня меч Короля Мёнина был полномочным представителем своего прежнего владельца, так что у перепуганного зверька не было выбора. Его звал хозяин.

Дорот торопливо спускался по лестнице. Я в жизни не видел более нелепого зрелища: маленькое серое существо с огромной, раза в два больше туловища, головой. Оно скорей было похоже на неумело сшитого плюшевого медвежонка, чем на мышь. Только хвост вполне мышиный, даже крысиный – длинный, тонкий шнурок чуткой розовой плоти.

Существо кубарем скатилось к моим сапогам и несколько раз жалобно пискнуло. Судя по всему, Дорот оправдывался и просил пощады.

– Нет, – вздохнул я. – Так дело не пойдет. Мне нужно, чтобы заколдованные тобой люди снова стали людьми, а ты тут пищишь. Пищать я и сам умею.

Дорот засуетился и запищал еще пронзительнее. Я протянул руку и, повинуясь внезапному порыву, поднял это существо с пола. Несколько секунд тупо на него пялился, поскольку понятия не имел, что мне следует делать с этим зверьком. А потом случилось то, чего я уж никак от себя не ожидал: я аккуратно приложил основание его хвоста к призрачному лезвию меча, засевшего у меня в груди. Отрезанный хвост упал мне на колени, Дорот отчаянно взвизгнул, задергался у меня в руке, а потом обмяк. Я положил его на пол и взял в руки отрезанный хвост. Несколько капель синеватой жидкости образовали новый замысловатый узор на моей левой ладони, причудливыми ручейками перечеркнув значки, изображающие мое Истинное имя.

Я машинально лизнул испачканную руку, повинуясь какому-то дремучему инстинкту, приказывающему детям тянуть в рот всякую незнакомую гадость, и только потом понял, что это была кровь Дорота – горькая и ароматная, как абрикосовая косточка. Несколько секунд моя бедная голова пыталась обработать эту информацию. Потом я решительно пресек сумбурную умственную деятельность и сосредоточился на ощущениях. Тяжелая горячая волна поднималась откуда-то из самой глубины моего тела. Она мягко, но безапелляционно заявляла свои права на меня, и мне оставалось только одно – позволить этой безжалостной силе унести меня туда, куда она сочтет нужным.

Наконец, закружившей меня стихии надоела эта игра, и она милосердно выбросила свою новую игрушку на берег того, что могло хоть как-то сойти за действительность.

Я открыл глаза и огляделся. Обнаружил, что рукоять засевшего в моей груди меча снова стала невидимой и неосязаемой. Вот и славно. А то происходящее слишком походило на малобюджетный кинофильм о приключениях живых мертвецов, со мной, любимым, в главной роли.

Но теперь все было в порядке. Я сидел в красном кресле и крепко сжимал в левом кулаке хвост Дорота – гладкий розовый шнурок плоти, все еще живой и почти всемогущий. Волшебный хвост последнего мышиного короля Мира. Теперь я откуда-то все знал о Дороте и служивших ему Манухах, о Красной пустыне Хмиро и древней магии Уандука, доступной животным и растениям, но не подвластной людям. Чувствовал себя так, будто знал эти причудливые факты всегда – по крайней мере, с детства, как алфавит или таблицу умножения. Просто забыл ненадолго, но уже вспомнил, все в порядке.

В частности, я знал, что Дорот родился в самом сердце Красной пустыни Хмиро много тысячелетий назад и покинул ее, так и не оставив потомства, не по собственной воле, а по приказу молодого, взбалмошного Вершителя по имени Мёнин, решившего вдруг приняться за суматошное коллекционирование всех чудес Вселенной.

Манухи же были потомками Маххов, малочисленного древнего племени заклинателей грызунов, проклятого всеми мышиными королями Уандука поочередно. Согласно проклятиям, земли, окружающие поселения Маххов, всегда оставались бесплодными, дети наследовали лишь худшие качества родителей, а добрые поступки никогда не вознаграждались по достоинству. Даже Король Мёнин, охотно принявший помощь этих несчастных, не осыпал их милостями; все же Маххи охотно последовали за ним, посчитав, что удача Вершителя может оказаться сильнее проклятий. Так оно и было – до поры до времени.

А кроме этих любопытных, но бесполезных исторических фактов, я знал все, что требовалось, чтобы спасти людей, ставших тряпичными человечками. Сейчас только это и имело значение.

Я обернулся к Лонли-Локли.

– Давай, сэр Шурф, распаковывай наши сокровища.

Все-таки он самое совершенное существо во Вселенной. Все это время тихо просидел на черном кожаном диване в глубине холла, не напоминая о своем присутствии даже вздохом. А теперь как ни в чем не бывало молча принялся за дело.

– Ты уже знаешь, что делать, я правильно понимаю? – наконец спросил он.

Я кивнул и достал из кармана Мантии Смерти белую собачку.

– Ты будешь первым, красавчик. Я родился и вырос в ужасном месте, где принято сперва ставить эксперименты на собаках и только потом браться за людей. Зато ты оживешь раньше всех – серьезное преимущество.

Я положил игрушку на мраморный столик под зеркалом, пошарил в карманах и обнаружил, что кинжал, выданный мне в первый день службы, все еще при мне. Очень кстати. Я отрезал кусочек крысиного хвоста, который бился у меня в руках, как бешеный угорь, потом сделал аккуратный надрез на животе собаки. В надрез вложил розовую крошку все еще живой, горячей, безуспешно, но вполне явственно сопротивляющейся моей воле плоти.

– Вот и все, – вздохнул я, бережно опуская плюшевое тело Друппи на пол. – Теперь нужно подождать. Давай отвернемся. Если напряженно смотреть в глаза чуду, оно может смутиться и не произойти – просто потому, что человеческие глаза непривычны к чудесам. Даже наши с тобой глаза, дружище. Даже наши.

Я спрятал присмиревший хвост в карман и подошел к своему спутнику. Он деловито раскладывал кукол на журнальном столе.

– Хочешь перекусить? – спросил я. – У меня такое ощущение, что я – какой-никакой, а все же хозяин дома.

– Разумеется, хочу. А что, здесь и такое возможно?

Я не стал ни высказывать вслух свое пожелание, ни даже рыться в таинственной Щели между Мирами, а просто открыл дверь, ведущую на застекленную веранду. Я знал, что там стоит стол, накрытый для чаепития. Он всегда накрыт, и чай в чашках всегда остается горячим, а клубничный пирог – свежим.

– Прошу, – сказал я. – Кажется, я становлюсь похож на Кофу. Что бы ни происходило, а накрытый стол всегда к моим услугам.

– Как нельзя более кстати, – одобрительно заметил Шурф, осторожно пробуя чай. – Слушай, а это вкусно.