Я снова опустил глаза. На темной поверхности тротуара действительно имелись отпечатки маленьких лапок, столь глубокие и отчетливые, словно их обладатель пробежался по еще мягкому, теплому асфальту сразу после того, как его уложили, оставив память о себе почти навечно – по крайней мере, до следующего ремонта дороги.

– Вижу, – сказал я. – Пошли.

И мы торопливо зашагали в синеву пасмурных сумерек, туда, где прятался от нас неуловимый мститель Дорот. Дорога уходила вверх довольно круто, вскоре мне даже пришлось притормозить, чтобы перевести дыхание.

– Ты все еще пыхтишь и сопишь на подъеме, сэр Вершитель, как толстый фермерский сынок в ночь после свадьбы, – насмешливо сказал Лонли-Локли. – Выходит, я совершенно напрасно старался, когда пробовал научить тебя нормально дышать. Неужели все-таки есть вещи, которым ты никогда не научишься?

– Ты сам как-то говорил, что на освоение твоих дыхательных упражнений у меня уйдет лет сорок, – буркнул я.

Передохнув, мы пошли дальше, вдоль ароматной стены живой изгороди. Наконец подъем закончился, и мы остановились перед самой обыкновенной деревянной калиткой. Она была открыта нараспашку и тихо поскрипывала, качаясь на холодном ветру. Маленькие следы вели в сад, в глубине которого скрывался старый трехэтажный дом с башенкой наверху.

– Хотел бы я знать, куда мы с тобой все-таки попали, – вздохнул я.

– В миф, – лаконично отозвался Шурф. – Идем, Макс.

– У тебя глаза горят, как у моих кошек перед наполненной миской.

– Куда твоим кошкам! – рассмеялся он. – Ты сам не понимаешь, что для меня сделал. Я и мечтать не мог о таком приключении.

– Тоже мне приключение. Пока мы бродили по Темной Стороне, все было вполне необыкновенным, как и положено, а здесь – ничего особенного. На мой вкус, пешая прогулка через наш Старый Город – куда более впечатляющее событие.

– Иногда мне кажется, что у тебя слишком бурное воображение. А иногда я понимаю, что у тебя его вовсе нет, – вздохнул Лонли-Локли. – Наверное, мы просто очень разные люди.

– Ну, это точно не новость, – улыбнулся я. – Ладно, пошли уж. И кстати, о приключениях, держись у меня за спиной. Так, словно я – грозный сэр Лонли-Локли, а ты – какой-нибудь смешной беспомощный парень вроде меня.

– Как скажешь.

Мы вошли в сад и направились к дому. Стоило мне ступить на первую ступеньку массивного каменного крыльца, как безжалостный поток невесть откуда взявшихся воспоминаний нахлынул на меня, разнося в клочья последний бастион моего здравого смысла.

– Что с тобой, Макс? – встревоженно спросил Лонли-Локли.

Вид у меня, надо думать, был тот еще. Я как раз пытался сообразить, кто такой этот странный длинный парень и что он делает на крыльце моего дома?

Грудь пронзила острая боль, словно спрятанный там невидимый меч Короля Мёнина поворачивался с боку на бок, устраиваясь поудобнее. Как нельзя более вовремя! Боль возвращала память, вынуждала меня цепляться за обрывки прежних представлений о себе – хотя бы для того, чтобы снова почувствовать себя вполне всемогущим сэром Максом из Ехо, способным справиться еще и не с такими неприятностями. Все, что угодно, лишь бы не превратиться в перепуганный комок мяса и нервов, жалкий и беспомощный.

А потом все внезапно встало на свои места, словно какой-то невидимый диспетчер моей жизни решил ликвидировать аварию и повернул соответствующий выключатель. Ну, наконец-то.

– Уже все в порядке, – улыбнулся я. – Ты – Шурф Лонли-Локли, я вспомнил. А меня зовут Макс. В последнее время я живу в Ехо, пугаю прохожих своей Мантией Смерти и занимаюсь Магистры знают чем в Доме у Моста. А раньше… Впрочем, неважно, что было раньше, но это я уже тоже помню. Просто замечательно. Знаешь, я только что был совершенно уверен, что наконец-то вернулся домой. Впрочем, какая-то часть меня все еще считает этот дом своим. Он мне столько раз снился, только я все время забывал эти сны – напрочь! Я здесь… ну, работаю, что ли. Стерегу этот дом по ночам. Прихожу сюда в сумерках и усаживаюсь в кресло, обитое истертым красным бархатом, в холле первого этажа. Обитатели этого дома всегда казались мне призраками, но, наверное, призраком был я, а все остальные – самые обыкновенные живые люди. Они никогда не могли меня увидеть, но догадывались о моем присутствии. По крайней мере, никто никогда не пытался сесть в мое кресло… Нет, стоп, теперь-то я понимаю, что все это мне просто снилось. Наверное, просто снилось.

– Иногда память преподносит удивительные сюрпризы, – кивнул Лонли-Локли. – К тому же наваждения бывают очень похожи на воспоминания. И наоборот.

– Твоя правда.

Я с трудом открыл тяжеленную дверь, навалившись на нее всем телом. Тяжесть тоже была знакомой, я даже вспомнил, что мое правое плечо постоянно ныло оттого, что мне приходилось каждый вечер сражаться с этой дверью. Но я победил дверь, и нашему взору открылись мраморный пол прихожей, корзинка для зонтиков справа от лестницы и два зонтика, белый и серый, со старомодными деревянными ручками. Они торчали из этой корзинки, сколько я себя помнил… Нет, стоп!

– Ты совершенно прав, Шурф. Наваждения бывают так похожи на воспоминания, что голова кругом идет, – вздохнул я. – Сейчас мы пройдем в холл. Слева будет дверь на застекленную веранду, в глубине холла – черный кожаный диван, такое же кресло и журнальный стол, а справа – деревянная лестница, ведущая наверх. А за ней – мое красное кресло и зеркало на стене. Я, к слову сказать, никогда не отражаюсь в этом зеркале. И маленький мраморный стол, а на нем настольная лампа с зеленым абажуром. Иногда лампу кто-то включает, но я никогда не делал этого сам… В общем, идем. И дай мне руку, ладно? У меня коленки дрожат, если честно.

– У меня тоже, – признался Лонли-Локли. – В этом месте есть что-то, что заставляет меня содрогаться от холода и одиночества. А я-то, дурак, был уверен, что и холод, и одиночество уже давно не имеют для меня никакого значения.

Он протянул мне руку в огромной кожаной рукавице, я вцепился в нее, как цепляются утопающие за шеи своих горемычных спасателей, и мы вошли в холл. Я убедился, что он полностью соответствует моему описанию. Впрочем, я в этом и не сомневался.

– Садись на диван, Шурф, – сказал я, неохотно отпуская его руку. – Хорошее место в первом ряду, для единственного зрителя. И, наверное, тебе не стоит вмешиваться в происходящее. Я и сам еще не знаю, что будет, но…

– Я понял, Макс, – мягко ответил он. – Ты здесь каким-то образом дома, а я – нет. Поэтому я буду просто сидеть и смотреть.

– Хорошо, – улыбнулся я.

А потом подошел к своему креслу, обитому потертым красным бархатом, сел и выдохнул с непередаваемым облегчением. Я бродил черт знает где, неизвестно сколько времени, но теперь вернулся домой, и можно немного отдохнуть. Мне так этого хотелось!

Я закрыл глаза и почти позволил ласковым волнам дремоты унести меня. До сих пор не решаюсь даже подумать, куда они могли меня унести, но знакомая боль в груди заставила меня открыть глаза и отчаянно помотать головой. «Нечего расслабляться, – сердито сказал я себе. – Вот вернешься домой, устроишь свою задницу в каком-нибудь кресле помягче и тогда можешь расползаться, как подтаявшее желе. Все, что угодно, только не здесь и не сейчас».