Это было, однако, еще полбеды. Индийское правительство принялось вводить новые законы, ограничивавшие использование диклофенака, – и тут обнаружилось, что проблема не только в животных. Диклофенак применяется и для лечения человеческих болезней, так что его регулярно ели парсы, члены индийской зороастрийской общины. Казалось бы, какой от этого вред грифам? Дело в характерной для парсов традиции похорон.

Каноны зороастризма считают огонь и землю священными, поэтому запрещают сжигать или хоронить человеческую плоть. Испокон веков в Персии и Индии зороастрийцы строили «дахмы», башни молчания. Это специальные высокие сооружения, на крышу которых складывают тела умерших. Птицы-падальщики быстро очищают кости от плоти, а где-то через год зороастрийцы забирают скелет, уже считающийся чистым с религиозной точки зрения, и с соответствующими обрядами предают его земле. Непривычная для европейца, но по-своему красивая традиция, которой в Иране или Западной Индии никого не удивишь.

Из-за грифов похоронный ритуал неожиданно оказался под вопросом. Во-первых, больше 90 % грифов уже успели умереть, наевшись коров и парсов, а оставшиеся не успевали очищать трупы. Во-вторых, отказывать больным людям в диклофенаке все-таки никто бы не стал, а выносить умерших, принимавших этот препарат, на башню молчания значило и дальше обрекать грифов на смерть. Началась дискуссия о том, что следует сделать: завозить и разводить грифов, установить на башнях молчания специальные зеркала, которые будут отражать свет и за счет повышения температуры быстрее разлагать тела, или нужно просто отказаться от традиционных форм погребения и перейти к каким-то более современным?[187] Традиционалисты спорили с модернистами, индийское правительство принялось создавать заповедники, однако последствия гибели грифов еще только начинали сказываться.

Птицы-падальщики ели не только парсов, но и мертвых животных. Теперь они это делать перестали, но, говоря в религиозно-фольклорных выражениях, свято место пусто не бывает. Экологическую нишу быстро заполнили бездомные собаки. Больше собак – больше случаев бешенства, и Индия вышла на одно из первых в мире мест по случаю заражения бешенством как собак, так и людей[188]. Чтобы охотиться на собак, в города начали приходить леопарды. И если им не подворачивалась собака, нападали на людей, особенно на детей. В то же время резко увеличилась популяция еще одних падальщиков – крыс, что в условиях индийского климата и сравнительно невысоких гигиенических стандартов создает множество проблем[189].

За несколько столетий похоронные обряды парсов стали частью экосистемы, и люди оказались не вершиной пищевой цепи, а одним из ее звеньев. Стоило этому звену испортиться (с точки зрения грифов, конечно, потому что пожилым людям от диклофенака становилось лучше), как вся система затрещала по швам. Конечно, дело не только в зороастрийцах – все-таки большинство грифов отравились, наевшись умершего скота. И все же парсы сыграли роль в вымирании птиц, чего никогда не произошло бы, если бы не их необычные погребальные обряды, восходящие к I тысячелетию до нашей эры.

Как часто в истории случалось, что религия формировала или разрушала экосистемы? До какой степени влияют на экологию нынешние религии? Иногда это очевидно: пищевые запреты или предписания, о которых говорилось выше, всегда на виду. В других случаях проследить взаимосвязь гораздо сложнее, поскольку религия может влиять на экологию не напрямую, а косвенно. Например, диктуя человеку, как он должен относиться к животным или растениям.

На свете не так уж много животных, которые издревле были бы известны всем народам. Но одно такое есть, его любили и австралийские аборигены, и койсаны, и полинезийцы, да и в наших домах оно часто встречается. Это собака, вечный спутник человека. Практически в любой религии мы найдем ее если не в качестве героя мифов (как древнегреческого Цербера или скандинавского Гарма), то как символ или метафору. Когда Давид идет на Голиафа, тот спрашивает его, задирая: «Что я, собака? Что ты идешь на меня с палкой?» – а Экклезиаст учит, что «живой собаке лучше, чем мертвому льву». В Коране собака упоминается пять раз. В буддийской «Джатаке о верном друге» рассказывается трогательная история о псе, подружившемся со слоном, – и действительно, верность и дружелюбие собак признают во всем мире.

И все же в разных религиях и собаки воспринимались неодинаково. В культурах охотников и собирателей собака, конечно, помощник номер один. А вот сельскохозяйственные культуры, хотя и никогда без собак не обходились, все же нередко относились к ним без особой симпатии. В ближневосточных традициях эти животные всегда считались нечистыми. Иудейские раввины в наши дни часто позволяют верующим держать собак в домах, но издавна об этом велась большая дискуссия. Собаки некошерны (что, конечно, их бы порадовало), а слово «пес» в Библии используется в основном как ругательство. В книге Второзакония даже говорится, что пес мерзок Господу[190].

В христианской и особенно в мусульманской традиции негативное отношение к собаке тоже заметно. Хадисы, предания о жизни пророка Мухаммеда, которые имеют для исламского судопроизводства и этики большое значение, разрешают только содержание охотничьих или пастушьих собак, но даже эти животные обычно рассматриваются мусульманскими правоведами как нечистые. В Иране в 2014 году законодатели даже предлагали полностью запретить содержание собак в стране. И хотя этот проект не был принят, отношение многих местных мусульман к собакам остается негативным (в утешение любителям животных отмечу, что ислам, прохладно относящийся к собакам, высоко ценит кошек – есть даже популярная в наши дни, хотя исторически не подтвержденная, легенда о любимой кошке Мухаммеда или одного из его учеников, часто лежавшей на коленях пророка во время проповедей).