— Я ее не подставлял. Я давно отошел от дел.

— А откуда ты знаешь, что не вернешься?

— Просто знаю. Это не вопрос.

— Именно что вопрос! Ты — убийца. А такое не проходит.

— Не проходит? Никогда? Я навсегда останусь убийцей, а она всегда будет дочерью убийцы? Так?

— Мир, в котором ты живешь…

Он перебил ее:

— Говорю тебе: все, я завязал, вышел из дела. Поверь.

Мэдлин не ответила.

После паузы Лукас спросил:

— Ты и правда могла подумать, что если бы вам угрожала хоть какая-то опасность, я бы приехал?

Она всплеснула руками.

— Я не знаю, что мне думать! И что мне делать! Джинн выпущен из бутылки. Теперь, если я буду ей запрещать, то стану плохой матерью. Я!.. Неужели не мог подождать еще несколько лет?

Лукас не ответил, потому что не видел в этом особого смысла. Он и так слишком долго ждал.

Какое-то время они сидели молча, потом Мэдлин сказала:

— Предлагаю дать Изабелл время на обдумывание. Если она все-таки решит, что хочет встречаться с тобой, придется это как-то урегулировать. Можно договориться через наших адвокатов.

— Адвокатов!.. Да не нужны нам адвокаты! Неужели мы не договоримся сами?

— Нет. Вероятно, Изабелл хочет, чтобы ты стал частью ее жизни, но я не хочу, чтобы ты стал частью моей. Если я попрошу тебя оставить нас в покое, это ведь не слишком много?

— Слишком.

Она бросила на него удивленный взгляд. Какое право он имеет так отвечать?

— Может быть, я и не появлялся только потому, что думал — ты замужем. Я не мог себе этого позволить. Сожалею, что это с ним случилось, но, Мэдлин, я вернулся сюда не только ради Изабелл.

Она искоса посмотрела на него и сказала:

— Довольно самонадеянно с твоей стороны. — Потом как-то погрустнела и добавила: — Я очень любила Лорана. Нам его не хватает.

— Тогда ты должна понять мои чувства.

— О, пожалуйста, не надо!..

— Почему не надо? Я ведь не напрашиваюсь. Мне не нужно… — Он так и не придумал слово, обозначающее то, что ему не нужно. — Ты — единственный человек, которого я любил, ты — единственный человек, который любил меня. Вряд ли это для тебя важно: с какой стати? Однако от правды не уйти.

Мэдлин улыбнулась. Казалось, она была тронута.

— Нет, важно. Ведь я действительно тебя любила. И мне столько лет удавалось тебя ненавидеть за правду о том, кто ты есть. То, кем ты был, и было правдой.

— Кем я был, — сказал Лукас с нажимом. — Ты до сих пор ненавидишь меня?

Мэдлин вздохнула, и этот вздох должен был предполагать, что продолжать нет смысла, что в ее жизни произошло слишком многое.

Ему хотелось утешить ее, положить руку на плечо, но он сдержался.

— Тогда мы можем остаться друзьями? Это все, чего я хочу: иметь возможность поговорить с тобой, находиться в одной комнате. Господи, просто быть в одной комнате с тобой!.. Как друг.

Несколько секунд Мэдлин качала головой, о чем-то раздумывая, потом сказала:

— Я никогда больше не полюблю тебя. Ты понимаешь?

— Конечно.

Она все еще не могла решиться дать согласие.

— Где ты сейчас живешь?

— В Швейцарии.

Мэдлин рассмеялась:

— Что?.. Ты всегда выбираешь для жизни те места, где не говорят по-английски.

— Мне нравится, когда можно молчать по уважительной причине.

Она снова рассмеялась, больше из вежливости, как на первом свидании. Потом отбросила прядь волос с лица, и он заметил обручальное кольцо на ее пальце.

— А как ты? Наверное, в последние годы тебе пришлось несладко.

— Да, ты прав, — сказала Мэдлин и посмотрела на приборную панель. — Нельзя ли включить обогрев? Очень холодно.

— Не работает. Машина из проката — нужно было сразу ее вернуть.

Она взглянула на дефлекторы обогревателя, как будто они ее раздражали, потом в упор посмотрела на Лукаса. Во взгляде Мэдлин читалось раздумье, и его охватило нетерпение: ведь он знал, о чем она думает.

— Люк, я больше не стану требовать обещаний, но я не смогу вынести, если дети снова будут страдать. Я не в силах…

Он поднял руку и приложил палец к губам Мэдлин, чтобы остановить ее слова и ее страхи. Это прикосновение пронеслось по нервам, как будто открылся прямой контакт настоящего с прошлым, а все, что случилось в промежутке между ними, вычеркнуто.

Лукас опустил руку, а Мэдлин закрыла глаза. Потом сказала:

— Ладно. Можешь зайти.

В голосе Мэдлин звучала неуверенность, словно она все еще раздумывала, правильно ли поступает. Наверное, пройдет еще немало времени, прежде чем ответ будет найден.

Они вышли из машины и направились к дому, к единственному символу семьи и очага, который Лукас мог представить.

Он выходит из тьмы с женщиной, которую любил полжизни. И он счастлив: ведь даже если это всего лишь первый шаг, уже ясно, что одиночеству конец. Человек, который многие годы стремился к абсолютной изоляции, сегодня утром прекратил свое существование.

Можно сказать, умер.

Подходя ближе, Дэн увидел, что за прилавком снова стоит знакомая продавщица. Она тоже его заметила и помахала рукой.

— Где ты была, Венди? — спросил Дэн. — Похоже, я не так приятно провел это время, как ты.

— В отпуске, — улыбаясь, ответила Венди. — На Канарах!..

— Классно. А мне «Сидней морнинг стандард», пожалуйста.

Она громко рассмеялась. Занятно: одна и та же шутка всегда вызывала одну и ту же реакцию.

— «Ивнинг стандард» — или ничего!

— Тогда давай «Ивнинг стандард». Что слышно в мире?

Венди показала ему первую страницу.

Дэн увидел фотографию Эллы Хатто.

Венди начала читать:

— «Бездомные собаки и безнадежные раковые больные получат помощь благодаря крупнейшему в истории наследству, оставленному на благотворительные цели. Согласно воле убитой Габриэллы Хатто, все ее состояние, насчитывающее несколько сотен миллионов фунтов стерлингов, завещано различным благотворительным организациям». — Она подняла глаза от газеты. — Что ты об этом думаешь?

Было не совсем понятно, что именно она хотела услышать: мнение Дэна по поводу того, как она выразительно читает, или по поводу занимательного факта.

— Довольно интересно. Уже известно, кто это сделал?

Венди пожала плечами, словно говоря, что вопрос-то глупый.