— Маневренная группа. Перехватить одного паразита надо, который может быть и в числе нападающих, и где-нибудь рядом.

— Где-нибудь да как-нибудь. У вас вот вечно все загадками. Пойдете с начальником штаба в хозяйство Родионова — командира разведроты. Пусть даст людей и технику. И… Еким. Не загуби мне ребят. Им до дембеля, до дома пара месяцев осталась, понимаешь? Да?

В час ночи семнадцатого сентября было по-прежнему тихо. Но усиленные посты и наряды батальона не спали. Солдаты всматривались в ночь и грели руками стволы. Ближе к четырем утра в районе выставленной разведкой батальона засады прозвучали первые автоматные и пулеметные очереди, заохали раскаты выстрелов гранатомета. Одновременно загрохотало по всему городу.

— Пора, — хлопнул по плечу Максима Екимов и влез на броню. Михайленко заскочил на БТР и сел рядом с солдатами. Машина рванула с места. Выезжая на дорогу в сумерках, из-за обилия огня и трассирующих пуль можно было рассмотреть места развернувшихся боев.

— Вправо, выезжай вправо, — зажав тангету шлемофона, приказал водителю Екимов.

Максим видел, как закипел бой там, куда направились машины, а потом по батальону открыли огонь почти по всему периметру.

— Товарищ подполковник, может, развернемся и в тыл им ударим? — не выдержал Максим.

— У нас иная задача, — коротко и даже зло сказал Екимов.

Минут через десять, съехав с федеральной трассы, БТР стал между двумя большими ветвистыми тутовыми деревьями.

— Один, — сухо выронил Екимов, указывая пальцем на худенького солдата. — Бери НСПУ[25]и лезь на дерево, при появлении любого транспортного средства — докладывай. Будь готов к тому, что мы можем резко сорваться с места, и ты останешься на дереве, если спрыгнуть не успеешь, понял?

Загрохотала артиллерия, город стал освещаться разрывами снарядов. Судя по звукам и отблескам, бои шли везде, во всем городе.

— Справа семьсот, — раздался голос сверху, и на броню спрыгнул дозорный.

— Вперед, — крикнул, снова зажав тангету, Екимов, и БТР выехал на трассу. Башня с КПВТ развернулась вправо.

Максим перевел переводчик огня автомата на стрельбу очередями и, распластавшись на броне, изготовился к бою. Справа по трассе на БТР несся «Урал».

— К машине, — раздался голос Екимова, и бойцы рассредоточились рядом с техникой. — Наводчик, огонь в воздух.

«Урал» даже не сбавил скорости.

— По колесам!

Очередь КПВТ резанула сумерки. «Урал», как убитый конь, сделал крен влево и стал заваливаться. Затем, коснувшись дверью кабины асфальта, подпрыгнул вверх и упал на асфальт. По инерции проехал еще метров тридцать-сорок, оставляя обломки, и остановился почти вплотную с бэтээром.

Бойцы по приказу Екимова рассредоточились вдоль дороги, прикрывая сваленный «Урал», а Екимов и Михайленко медленно подошли к кабине.

— Осмотри кузов, — приказал Екимов, а сам, забравшись наверх, стал открывать теперь единственную, обращенную к небу, дверь.

Максим обходил сваленный «Урал», стирая повисшую сочными каплями росу со ствола. На секунду он остановился, закинув автомат на изгиб согнутых в локтях рук, достал из разгрузки сигареты и стал прикуривать. Где-то вдали еще гремела артиллерия и непрерывно слышались автоматные, пулеметные очереди. Огонь зажигалки был слабым, и усилившийся к утру ветер не давал возможности нормально прикурить. Максим чиркнул раз, другой… Плюнув, но по-прежнему держа сигарету во рту, он-таки обошел и осмотрел кузов. Внутри него, сбившись в кучу, лежали какие-то вещи, комплекты форм, часть сваленного закрывал порвавшийся брезент. Наконец зажигалка заработала, и Михайленко прикурил. Но когда он поднял глаза, только что прикуренная сигарета сама выпала из его рта. На Максима смотрело почти в упор нечто кровавое и ужасное. Ему понадобилась секунда, чтоб отпрыгнуть в сторону.

«Вспышка с тылу», — единственное, что пришло на ум Максиму, и он, крикнув, что есть сил прыгнул от «Урала» за обочину дороги.

Перед глазами еще стоял силуэт обезображенного человека, вернее, женщины, которую, видимо, во время падения машины несколько раз придавило ящиками, провозимыми в кузове. На части лица и головы не было кожи. Кровь и оборванные волосы, вырванная часть верхней губы, обнажившей ряд ровных, бело-красных от крови зубов, и… пояс шахида.

Взрыв за спиной раздался почти сразу после того, как Максим вжался в грязную нишу размокшей земли. Спине стало жарко, через мгновение на нее посыпались фрагменты машины, земля, что-то упало в грязь перед лицом. Михайленко, поборов скованность, поднял глаза и увидел кисть оторванной руки…

— Строиться, — прозвучало где-то далеко еле слышным эхом. — Товарищ сержант, проверьте личный состав и доложите. Кто-нибудь видел старшего лейтенанта?

Слова были «вязкими» и медленными, звуки раздваивались. Пытаясь понять доносившиеся до его слуха слова, Михайленко почувствовал, как какая-то черная неосязаемая тяжесть ложится на него. Неожиданно стало тяжело дышать, вообще открывать рот. Он начал задыхаться. И, наконец, потерял сознание…

Возвращение к жизни было болезненным и мучительным. Веки было трудно поднять. Губы пересохли, язык в сухом рту ерзал, как рыба в Сахаре. В висках стучало, словно каждую минуту по ним били барабанными палками.

— Погибло двадцать пять солдат и офицеров федеральных сил, еще тридцать четыре получили ранения, товарищ генерал, — услышал Максим чей-то то приближающийся, то удаляющийся голос. — Так точно. Боевиков? Сто трупов собрали, тринадцать пленных. Ведутся поиски остальных. Так точно. «Соседи» применили ракетный комплекс «Точка-У», ну и наша артиллерия. Били точечно. Примерно двести боевиков прорвались к рынку. По нему и била наша артиллерия. Около сотни атаковали позиции ОМОНа. Столько же — позиции нашего батальона. И до сотни атаковало квартал, в котором проживают Ямадаевы.

Максим открыл глаза. Он лежал в центре большой палатки на кровати. По центру расхаживал Коновалов и говорил по телефону. За столом, обхватив голову, сидел Екимов с забинтованной рукой.

— Пить, — единственное, что смог сказать Михайленко, сделав над собой неимоверное усилие.

Откуда-то со стороны ног вдруг выросла фигура Фатимы со стаканом в руках.

— На, Максим, пей.

Старший лейтенант, с перерывами, чтоб отдышаться, выпил кружку. Вкус был горьковатый, полынный, и он раскашлялся.

— Очухался, воин? — хрипло, изменившимся голосом спросил, улыбаясь, Екимов.

— Разбитые банды ушли восточнее города в сторону поселков, — продолжил, усиливая голос, давая понять всем присутствующим, что говорить пока нельзя, Коновалов, — начали проверку местных жителей. Так точно. Для дознания уже задержаны семьдесят восемь человек, предположительно воевавших этой ночью или помогающих боевикам. Как отпустить? Но… Есть… Понимаю.