Как положено по графику, начались кинопробы. Об этом сообщили по радио. Это была ошибка. Клуб собаководства располагался где-то на Красноармейских улицах, а уже, не доходя до Измайловского, я услышал многоголосый лай и визг. Перед клубом выстроилась гигантская очередь из граждан с овчарками, болонками, борзыми и прочая. Каждый гражданин расхваливал своего питомца и демонстрировал его таланты. Иные требовали особых льгот. Одна старушка, очень похожая на собственную болонку, утверждала, что собака пережила блокаду и потому у нее особые права. На роль комнатной собачки предлагали звероподобных огромных псов, на роль дворняги – изысканных аристократов с длинными родословными. Кое-кто застенчиво предлагал Острецовой взятку. Лидия Ивановна невозмутимо делала на списке какие-то пометки, иногда коротко замечала: «бездарь» или «вяловата, нет темперамента». Наконец, мы приняли решение: на роль комнатной собачки утвердить карликового терьера Мишку – он талантливо ходил на задних лапах и очень был самодоволен. На роль дворового пса взяли беспородного кобеля по имени Люкс. Он был невообразимого, грязно-желтого цвета и носил бороду, унаследованную от какого-то терьера. Взят он был, главным образом, за «непосредственность».

По ленфильмовским правилам, исполнителей ведущих ролей нужно было утверждать в главной редакции. Сначала мы – Острецова, я и две собаки – долго сидели в приемной у главного редактора Ирины Павловны Головань – ее срочно вызвали в Смольный. Я спросил у ее заместителя Гомелло, не утвердит ли он сам моих артистов. Гомелло вышел в приемную и с омерзением оглядел собак. Потом он спросил, не кусаются ли они, и без слов удалился в кабинет. Секретарша посоветовала все-таки дождаться самой редакторши, потому что заместителя, товарища Гомелло, недавно покусала собака. Мы стали ждать Головань. Выяснилось, что собак она любит и потому героев утверждает. Просила только приглашать ее к нам на репетиции.

В дальнейшем, это нам очень помогло. Репетиционная комната была на «Ленфильме» только одна, и ею обычно пользовались по очереди. Нашему творческому процессу очень мешал Смоктуновский, который безвылазно сидел в репетиционной, отрабатывая фехтовальные приемы для своего Гамлета. Время от времени, мы все-таки вытесняли Смоктуновского, ссылаясь на то, что главный редактор желает проконтролировать наши репетиции. Тогда Смоктуновский гордо удалялся, а звон шпаг в репетиционной сменялся собачьим лаем. Люкс, между тем, проявил незаурядные способности. Он стал всеобщим любимцем. После многократных купаний обнаружилось, что он не грязно-желтый, а ослепительно белый.

Однажды на просмотр текущего материала вдруг пришел тот самый, покусанный, Гомелло. Он сказал, что еще на сценарной стадии кое-что его насторожило.

– В сценарии, – сказал он, – настойчиво проводится мысль о социальном неравенстве. Одна собака, видите ли, купается в роскоши, а другая живет в конуре! Что вы этим хотите сказать?

– Что одной собаке повезло, а другой нет, – ответил я.

– Ну, предположим, – не отставал Гомелло, – а почему у вас люди и вся наша действительность снята, так сказать, ниже пояса?

– Потому что фильм у нас из жизни собак и окружающее мы видим как бы с собачьей точки зрения, – объяснил я.

– Ну-ну, к этому мы еще вернемся, – пообещал Го-мелло и удалился.

Был еще заочный спор с автором Носовым. Поскольку выяснилось, что исполнитель роли Барбоса оказался ярче и талантливее партнера, нам показалось, что картину лучше назвать «Барбос в гостях у Бобика», а не наоборот. Носов всерьез возмутился и даже сослался на авторское право и Союз писателей. Словом, все на картине было как настоящее, только смешнее.

Наступил и день большого худсовета. Для того чтобы понятно было, что это такое, требуются некоторые пояснения. После очередной либеральной перестройки коллектив «Ленфильма» разделен был на три творческих объединения: Первое объединение возглавили Хейфиц и Козинцев, Второе – Александр Иванов, Третьим руководили Владимир Венгеров и Герберт Раппопорт. Раппорт после прихода Гитлера к власти уехал из Германии в Советский Союз и сделал антифашистскую картину «Профессор Мамлок». После этого, он так и осел на «Ленфильме». У каждого объединения был свой худсовет, в котором заседали всякие уважаемые люди. В Первом объединении это был Юрий Герман, Ольга Берггольц, известный поэт Дудин, художник Эней, а также профессора университета, критики, журналисты и т. д.

В особо важных случаях, при завершении очередной картины на «Ленфильме» собирали объединенный худсовет, который и назывался большим. Здесь соединялись все интеллектуальные резервы и являлись все известные, влиятельные люди. На этот блистательный форум была почему-то представлена и короткометражка «Барбос в гостях у Бобика». Как я потом узнал, аншлаг нам обеспечили панические намеки Гомелло на «пропаганду социальной розни». Картину вначале глядели с недоумением. Потом раздались смешки, а закончилась она под всеобщий благодушный смех. На обсуждении неутомимый Гомелло выступил одним из первых и обвинил картину в «бездумном смехачестве». Но тут он совершил ошибку, потому что к «смехачеству» оказался причастным весь худсовет. Завершая худсовет, Козинцев сказал, что в фильме есть не только дрессура, но и режиссура, и пожелал нам «дальнейших творческих свершений».

Но больше ничего не свершилось, только я лишился зарплаты, потому что попал в простой. На «Леннаучфильме» я работал беспрерывно и даже не понимал, что это такое – простой. А на студии художественных фильмов пауза между картинами могла тянуться очень долго. Даже годами! С моим героем – кобелем Люксом мы оказались на равных. Мне, как и Люксу, не предлагали больше картин, и я был никому теперь не нужен. Декорацию «Конура Барбоса» перенесли во двор студии, и безработный Люкс жил в ней до особых распоряжений. Его кормил и о нем заботился лжедрессировщик Гуревич. Получая пока что деньги на пропитание Люкса, он нелегально подкармливал еще и собственного персонального медведя.

Он содержал его в подвале института Рентгена, отчего медведь облучился и начисто облысел. Вид его был ужасен. Лысый медведь был похож на свинью без пятачка. Кроме того, мишка страдал алкоголизмом. Юность его прошла в клетке по соседству с каким-то заводским домом отдыха. Отдыхающие трудящиеся для смеху угощали медведя пивом. С тех пор он употреблял ежедневно полкружки пива. Если пива не давали, медведь приходил в неистовство. Представляете, каково жилось непьющему Гуревичу с таким зверем. А почему он «лжедрессировщик», я сейчас объясню.

Жители ближайших от «Ленфильма» домов все были немного чокнутые. Они подрабатывали в массовках, постепенно втягивались в киношную жизнь и уйти с «Ленфильма» уже не могли. Таким был и Гуревич. Если не удавалось хоть немного посниматься, он слонялся по «Ленфильму», предлагая услуги подсобного рабочего. В этом качестве он пребывал и на картине «Укротительница тигров». В фильме тогда снимался знаменитый тигр Пурш. Он уже постарел и «мышей не ловил», если, конечно, можно так сказать про тигра. Когда дрессировщику Константиновскому задерживали зарплату, он привязывал Пурша на веревочку и шел с ним в бухгалтерию. Пурш обнюхивал окаменевших от ужаса финработниц и необходимые деньги Константиновскому тут же выдавали. Под конец съемок Пурш не выполнял уже простейших заданий и постоянно дремал. Однажды Константиновский никак не мог заставить Пурша поднять голову и «с удивлением», как сказано в сценарии, поглядеть в небо.