— Помолчите.

Многие озираются, пытаясь понять, кто заговорил. Я же сразу понял, кто. Смотрю на парня с кольцом в носу. Он пялится в окно, говорит:

— Киба хотел что-то сказать. Давайте послушаем.

Чувствую волевой характер. А вот и расцветающий авторитет среди беляков моего класса. Его нужно вербовать первым. Что ж:

— Сказать действительно хотел, — смотрю за спину, на камеру, улыбаюсь. — О том, что сегодня мы узнали, что беляк — это ничтожество. С нами не считаются. Окунают в унитазы. Отнимают очки влияния. Заставляют ненавидеть друг друга и ссаться от страха перед сильными. И мы не сможем от этого отказаться целых четыре года. Четыре года унижения. А половина из вас даже не попадает на второй этаж.

— Согласен… жесть…

— Ну другие же как-то справляются…

— Я так не хочу…

— Нужно просто не высовываться…

— Или башку отрезать…

Дожидаюсь тишины, продолжаю:

— Но! — поднимаю палец. — Оказывается, неодаренный беляк может постоять за себя перед одарёнными. Постоять за себя перед целыми кланами и защитить своего друга. Вы сами это видели. И знаете, что? Вы сможете прожить следующие четыре года без страха и унижения перед зазнавшимися псевдоавторитетами. И если смог один из нас… Что сможет десяток? Или все мы?

Нащупываю в кармане непривычное отсутствие зубочисток. Как же я не люблю выступления.

— Что ты предлагаешь, Киба? — смотрит на меня окольцованный. — Объединиться? Я тут уже пятый год. Это мое второе поступление. Я видел, как беляки объединялись. И знаешь, что? Таких избивали напоказ. По-твоему, один человек может что-то изменить? Даже если ты так крут, как говорят, что ты сможешь сделать?

Пожимаю плечами:

— Я — ничего. С какой стати я должен что-то делать для вас? Я нянька что ли? Не-е-ет, я не нянька. Но я могу научить, как выжить в таких условиях. Как сделать так, чтобы боялись не мы, а они. И для этого тебе, — тычу пальцем в окольцованного, — Достаточно лишь пожать мне руку и слушать, что я говорю.

— С чего бы? Меня и так не трогают. И я не привык кого-то… слушать.

— А я тебе, что ли, ставлю условие? Или все-таки даю выбор? Не хочешь, не пожимай. Но, скажи, сколько ты тут уже? Пятый год? Это твое второе поступление? Значит, не можешь пробудить сумму, да? Тебе уже больше двадцати. Шансы с каждым днем все меньше и меньше.

Парень угрожающе щурится:

— К чему ты ведешь?

— Судя по твоим кровавым мозолям на руках, деньги на обучение тебе дались нелегко, верно?

Он спокойно кивает:

— Как и всем нам. Спрашиваю еще раз. К чему ты ведешь, Киба? Хочешь научить нас отрезать головы взамен на послушание? Сразу говорю, я пас. Найди себе других шестерок.

В классе стоит гробовая тишина. Все слушают только нас, мотая головами из стороны в сторону, в зависимости от того, кто говорит.

Качаю головой:

— Ты невнимательно слушал. Как тебя зовут?

— Кевин.

— Кевин, я ни слова не говорил про отрезание голов. Об этом пока говорите только вы. Я сказал, что те, кто пойдет за мной, значительно увеличат свои шансы попасть на этажи выше, и что эти четыре года протекут для них без унижения. Но будьте реалистами. Подставляться ради одного дурака вся группа не будет. Если кто-то меня не послушается или сделает глупость, то спасения от героев не ждите. И еще. Кто заработает тысячу «очков достоинства»…

— Чего?! — возмущается толстяк. — Опять какие-то очки?!

Морщусь:

— Не перебивай. Это будут необязательные очки. Только внутри нашей группы. Их отсутствие ни на что не влияет, а лишь замотивирует быть активнее. Заработать их будет непросто, но вам не придется за это унижаться или стелиться.

Веснушчатый смотрит на меня:

— Но… на кой они нам?

Достаю из наплечной сумки флакон «Созерцания-1» — зелья, увеличивающего шанс пробуждения на десять-пятнадцать процентов. Аванс от Хидана. У меня их всего пять и один я уже выпил. Надо будет раздобыть где-то еще.

Большой палец ноги ерзает, возмущаясь на заштопанный носок. Да знаю я, знаю. Но тысячу очков им заработать будет непросто. Что-нибудь успеем придумать.

Кто-то переглядывается, кто-то в недоумении. Не все знают, что это за зелье.

— Для начала, каждый, кто заработает тысячу, еженедельно будет получать зелье созерцания-один в течение года. Это намного выгоднее, чем покупать их за очки влияния.

Слышу чей-то тихий шепот:

— Охренеть, эта штука стоит восемьсот овов в автоматах.

— Восемьсот? А в рублях это… та-а-ак… херасе… сто двадцать тыщ.

Решаю добить коллектив, достаю «Ласточку-1». Таких даже в автоматах нету.

— А вскоре у меня будут еще и Ласточки. На случай, если вы решитесь слишком активно зарабатывать «очки достоинства».

Аннета громко усмехается:

— Киба, ты богатый что ли? А еще про силачей что-то говорил.

Спокойно улыбаюсь:

— Я похож на богатого? Нет, это мои, скажем так, трофеи. И я научу, как такие добывать.

Бубнеж. Тишина. Снова бубнеж.

— А силачи? — спрашивает толстяк. — Мы подставимся? Они нас тоже доставать будут? У тебя вон охрана есть. А нам что?

Сдерживаюсь, чтобы не поморщиться. Никак не могу привыкнуть к местной трусости и забываю об этом. В Варгоне даже захолустные крестьяне и то смелее.

— С этим я скоро разберусь сам. Но если вы боитесь идти на такой риск, то лучше вам отказаться сразу и не тратить мое время.

Встает Кевин, подходит ко мне, смотрит в глаза:

— А если не справишься? Как будешь отвечать, Киба?

— Я ни перед кем не отвечаю, кроме себя. Не нравится — сядь на место. Это твой выбор.

Он долго смотрит мне в глаза. Дольше, чем выдерживали многие остальные.

Протягивает мне руку.

* * *

Из класса многие выходят с задумчивыми мордами. Если Кевин согласился сразу, то остальным я дал неделю времени подумать. Эмоциональные решения мне не нужны. Пусть думают, взвешивают. Сейчас бесполезно их вербовать по одной простой причине. Они трусы. И так просто этого не изменить.

— Эй, Киба.

Оборачиваюсь. Кевин.

— Да?

Смотрит холодно, оценивающе:

— Просто находиться с тобой уже опасно. Надеюсь, ты понимаешь, что мало кто согласится?

— Конечно. Поэтому и дал неделю.

— И ты собираешься что-то изменить за эту неделю?

Не отвечаю. Подходит Аннета: