– То есть они опасаются, что этот пример распространится, подобно заразе. Что ж. Вполне понятно. Ну а я-то тут при чем?

– Никто не сомневается в том, что Иварссон – дельный сотрудник. Он обычный дисциплинированный полицейский, который никогда не преступит определенную черту. Но Забойщик – не обычный грабитель. Словом, начальник полиции пока что недоволен достигнутыми результатами. – Мёллер кивнул в сторону тюрьмы. – Он слышал об эпизоде с Расколем.

– Хм.

– Я был на ланче у него в кабинете, и там прозвучало твое имя. Даже несколько раз.

– Господи, я что, должен чувствовать себя польщенным?

– Во всяком случае, тебе прежде уже удавалось добиваться успеха в расследовании, используя нетрадиционные методы.

Харри криво улыбнулся:

– Милая характеристика, однако она скорее подходит летчику-камикадзе.

– Короче говоря, Харри, вот тебе мой сказ. Отложи все прочие дела и, если тебе понадобятся еще люди, обращайся прямо ко мне. Иварссон, как и раньше, продолжает работать со своей командой. Но надеемся мы в первую очередь на тебя. И еще одно… – Мёллер почти вплотную приблизился к Харри. – Тебе дается карт-бланш. Если даже ты где-то выйдешь за установленные рамки, мы готовы закрыть глаза. Разумеется, если не выносить сор из избы.

– Хм. Кажется, понимаю. А если все же не удастся?

– Пока сможем, мы тебя прикроем. Однако, разумеется, всему есть границы.

Элмер оглянулся на звон колокольчика над дверью и кивнул на маленький приемник, стоявший перед ним на прилавке:

– А я-то всегда считал, что Кандагар – это вид лыжных креплений. Пачку «кэмела»?

Харри кивнул. Элмер убавил звук радио, и голос репортера слился с уличным шумом – проезжающими машинами, треплющим маркизу ветром, шуршанием по асфальту опавшей листвы.

– А твоему коллеге? – Элмер кивнул на оставшегося у двери Мёллера.

– Ему подавай летчика-камикадзе.

– Вот как?

– Да, но он забыл спросить, сколько тот стоит, – сказал Харри, затылком ощущая кривую усмешку Мёллера.

– И почем же теперь камикадзе? – позволил себе поинтересоваться владелец киоска, отсчитывая Харри сдачу.

– Если остается в живых, то потом делает что хочет, – ответил Харри. – Это единственное условие, которое он выдвигает и при котором согласен работать.

– Что ж, не так дорого, – заметил Элмер. – Удачного вам дня, господа.

На обратном пути Мёллер пообещал переговорить с начальником полиции о том, чтобы Харри получил разрешение работать с делом Эллен еще три месяца. Разумеется, если Забойщика поймают. Харри кивнул. Перед табличкой «По газону не ходить» Мёллер замешкался.

– Это ведь самый короткий путь, шеф.

– Угу, – согласился Мёллер. – Но так ботинки пачкаются.

– Делай как знаешь, – сказал Харри и решительно зашагал по лужайке. – Мои все равно уже грязные.

Сразу после поворота на Ульвойе пробка рассосалась. Дождь прекратился, и уже у Льяна асфальт был сухим. За ним шоссе расширялось до четырех полос, машины набирали скорость, и их поток устремлялся вперед подобно вырвавшемуся на волю весеннему паводку. Харри покосился на Халворсена, размышляя, когда же тому надоест душераздирающий скрип, однако тот, по-видимому, ничего не слышал, ибо слишком буквально воспринимал звучащий по радио призыв Трейвиса[22] «Sing, sing, siiing!»[23].

– Халворсен…

«For the love you bring…»[24]

Харри уменьшил звук радио, и Халворсен непонимающе взглянул на него.

– Дворники, – сказал Харри. – Выключишь ты их наконец?

– Ах да. Извини.

Дальше они ехали в молчании. Миновали съезд на Дрёбак.

– Что ты сказал продавцу? – поинтересовался Харри.

– А тебе не все равно?

– Но он, стало быть, точно помнит, что доставлял продукты в дом Албу в четверг пять недель назад?

– Во всяком случае, так он мне сказал.

– Еще до того, как Албу там появился?

– Он сказал, что часто заходит в дом сам.

– Выходит, у него есть ключ?

– Харри, когда задаешь вопросы под таким неубедительным предлогом, надо и меру знать.

– А какой был предлог?

Халворсен вздохнул:

– Губернский опрос.

– Губернский… что?

– Опрос.

– А что это такое?

– Сам не знаю.

После съезда с главной дороги до Ларколлена пришлось тащиться еще тринадцать километров и четырнадцать раз поворачивать.

– У красного дома за заправкой – направо, – вслух вспоминал Халворсен, сворачивая на гравийную дорожку.

– Ну очень много душевых ковриков, – пробормотал Харри пятью минутами позже, когда Халворсен остановил машину и указал на стоящий между деревьями гигантских размеров рубленый дом. Больше всего он походил на хутор-переросток, выстроенный по ошибке не на высокогорном пастбище – сеттере, а на берегу моря.

– Похоже, людей здесь нет, – сказал Халворсен, оглядывая соседние дома. – Одни чайки. Чертовски много чаек. Вероятно, где-то поблизости тут свалка.

– Хм. – Харри посмотрел на часы. – Все же давай припаркуемся чуть подальше.

Дорожка заканчивалась площадкой для разворота. Халворсен выключил зажигание; Харри распахнул свою дверцу и выбрался из машины. Потягиваясь, чтобы размять затекшую спину, он прислушивался к крикам чаек и рокоту разбивающихся о скалы волн, доносившемуся с берега.

– Ах-а-ха, – вдохнул полной грудью Халворсен. – Да, это тебе не столичный воздух. Что скажешь?

– Ну еще бы, – подтвердил Харри, нащупывая в кармане сигареты. – Чемоданчик взял?

По дороге к дому Харри обратил внимание на большую желтовато-белую чайку, сидящую на заборном столбе. Пока они проходили мимо, голова ее медленно поворачивалась следом. Всю дорогу до дома Харри спиной ощущал ее взгляд.

– Это будет нелегко, – заметил Халворсен, когда они поближе рассмотрели массивный замок. Сняв кепку, он повесил ее на кованый фонарь над тяжелой дубовой дверью.

– Н-да. Что ж, начинай. – Харри прикурил сигарету. – А я пока что здесь осмотрюсь.

– Слушай, – сказал Халворсен, открывая металлический чемоданчик, – а с чего это вдруг ты стал курить куда больше прежнего?

Харри на мгновение остановился и посмотрел на лес: