Я утвердительно кивнула головой и вручила ему перевод. Усевшись на скамейку напротив меня, он прочитал его вслух.

— «Все идет, как было задумано. Пастух будет в Милане в указанные дни. Остается лишь выбрать время и место. Я поручаю тебе отыскать одного или двух человек, готовых ради денег обагрить руки кровью, а также избавиться от них, когда сочтешь целесообразным. Не забывай о важности нашей миссии. Помни о том, что от успеха этого дела зависит судьба двух держав. Нам нельзя потерпеть неудачу».

Дочитав до конца, он просидел несколько минут молча. Наконец, я осмелилась сказать:

— Это письмо — вполне убедительное доказательство причастности графини к заговору. Его автором, скорее всего, является французский посланник, ведь он говорит о двух державах — разумеется, Франции и Милане. И очевидно, что в исполнители выбрали как раз Ренальдо и Лоренцо.

— А жертва? — быстро спросил Леонардо.

Я пожала плечами.

— Если причина связана с государственными делами, тогда смерть графа и впрямь важна. Итак, пожалуй, мы с самого начала были на верном пути, и убили его все-таки не по ошибке.

Хотя я мысленно и поздравила себя с тем, что мне удалось искусно изложить свою версию, Леонардо, тем не менее, приподнял бровь.

— Ты убежден в этом, Дино? — осведомился он. — Не забывай о том, что автор письма прекрасно понимал, что в чужих руках его слова могут показаться подозрительными. Слово «державы», возможно, имеет символическое значение, указывая, быть может, на два разных города или два разных семейства. И в письме, помнишь, автор называет свою жертву пастухом. Если граф Феррара не вел в последнее время сельскую жизнь, такое название лишено всякого смысла. Оно, однако, напоминает о литургическом значении… пастух человеков, пожалуй?

Я задумалась, он же продолжил:

— И что есть у пастуха, помимо посоха, похожего на изогнутую палку епископа, символ его власти. Мы могли бы подыскать доказательства и для твоего предыдущего предположения, что подлинной жертвой должен бы стать его преосвященство Стефано, кардинал Нардини, архиепископ Милана. И тогда убийство графа было бы ошибкой, ибо, как я подозреваю, ни Лоренцо ни Ренальдо не знали его преосвященство в лицо, лишь видели его одежду.

— Но зачем убивать кардинала? — недоуменно осведомилась я. — Не было бы целесообразнее разделаться с посланником, тем более речь в письме идет о судьбе двух держав?

— Мой дорогой мальчик, ты, разумеется, знаешь, что церковь ведет себя в политике столь же свободно, как любой государственный деятель или король. Вспомни слова секретаря архиепископа о том, что к мнению его преосвященства прислушивалось четверо пап и однажды его могли избрать на этот пост. Миланский архиепископ обладает гораздо большим политическим влиянием, чем граф в роли посланника.

Поставив локоть на стол, я уперлась кулаком в подбородок и задумалась над его словами. Несколько разочарованная тем, что он не оставил камня на камне от моей искусной версии, я, подумав, была вынуждена согласиться с ним.

— Но мы сходимся в том, что французский посланник и графиня Мальвораль участники заговора, верно?

— Сейчас это всего лишь догадка, — ответил Леонардо. — Не забывай, что хранение письма является не доказательством вины графини, а лишь ее возможной причастности. Не исключено, что она выкрала это письмо у настоящего злодея, быть может, того же графа, и теперь держит его под замком, надеясь шантажировать его. Также возможно, что именно граф вступил в сговор с французом. Мы уже слышали слухи о том, что двоюродный брат герцога попал в какую-то неприятную историю.

— Поэтому, пожалуй, его убийство и было преднамеренным, — сказала я, подхватывая его мысль. — Не исключено, что он вместе с французским посланником собирался убить архиепископа, но потом передумал… быть может, даже угрожал предать заговор огласке. И когда это произошло, он был заколот одним из своих соотечественников.

— Все возможно, — согласился Леонардо. Схватив грушу, он откусил от нее большой кусок и тихим голосом произнес: — Что касается французского посланника, то написал письмо, видимо, все-таки он. Но тогда встает вопрос, действовал ли он по собственному разумению либо по приказу своего короля… И тогда это дело может иметь значительно большие последствия, чем мы в силах представить. Но не спешим ли мы, полагая, что письмо вышло из-под его пера? Помни, что в городе полно иностранцев, и все они могут быть его автором.

— Святые угодники, какое же запутанное дело, — со вздохом промолвила я, и у меня неожиданно, когда я представила, какое множество нитей нам придется распутать, чтобы добраться до истины, кровь застучала в висках. — Не рассчитывает же герцог и впрямь, что мы раскроем дело за столь короткий срок?

— А, рассчитывает, — учитель уставился на переведенное письмо, и тревожное, непривычное выражение исказило его черты. — Мне сообщили, что он желает побеседовать со мной во второй половине дня. Полагаю, он будет требовать разобраться в убийстве своего двоюродного брата, и если не добьется своего…

Учитель не досказал своей мысли вслух, но, боюсь, я поняла, что он имел в виду. Если герцог не получит вскоре ответа на вопрос, кто убил графа, то, весьма вероятно, решит полностью отказаться от услуг Леонардо.

Вдруг охватившая меня тревога, видимо, отразилась на моем лице, ибо он улыбнулся мне.

— Не бойся, Дино, не все потеряно. Ведь я все же придворный распорядитель празднеств и инженер, и у меня еще найдется в рукаве моего жакета несколько трюков.

— Но что вы скажите Моро? — не на шутку обеспокоенная спросила я.

Он пожал плечами и швырнул письмо на стол.

— Придумаю что-нибудь. Теперь же нам, по-моему, пора, учитывая то, что мы узнали, задать несколько вопросов нашему другу, французскому посланнику. — Он достал шахматную королеву, задумчиво взглянул на нее и вновь засунул в сумку на поясе. — Но прежде мы навестим одно состоящее при дворе лицо, которое, возможно, расскажет нам о том, чем занимался граф в последние дни перед гибелью.

Разве есть большая радость и большее горе, нежели навечно воссоединиться с другим?

Леонардо да Винчи.

Дневники Дельфины делла Фации

Впервые я увидела графиню Феррара тем вечером в пиршественном зале, когда Моро хладнокровно объявил о смерти ее супруга. Второй раз во время похорон графа. Тогда, однако, она была в вуали и мне не удалось разглядеть ее лица. Тем не менее мне она показалась женщиной болезненной и скромной, являющейся всего лишь жертвой обстоятельств.

Если бы я ожидала увидеть перед собой печальную грустную женщину, меня бы постигло горькое разочарование. Когда ее служанка провела нас в ее покои, она записывала какие-то цифры в гроссбух. Как и графиня Мальвораль накануне, она, казалось, только недавно проснулась. Более молодая женщина, впрочем, была одета гораздо скромней своей дальней родственницы.