сержанту. Он полистал его, сверил фотографию с моей физиономией.

— Опаздываешь!

Я демонстративно взглянул на часы. Одна минута третьего.

— Иди за мной, — бросил сержант.

Развернулся и с моим паспортом в руке пошёл к зданию комендатуры.

Часовые даже не взглянули на нас.

Сержант постучал в дверь знакомого кабинета.

— Разрешите? Товарищ майор, Александр Гореликов по вашему приказанию доставлен!

— Вольно, сержант! — ответил майор. — Свободен. Гореликов, заходи!

Я вошёл в кабинет. Майор сидел за столом, опустив взгляд к документам. На этот раз перед столом майора стоял железный табурет с сиденьем из фанеры.

— Садись, не маячь! — бросил мне майор, не отрывая взгляд от бумаг.

Я сел и положил руки на колени, стараясь казаться спокойным.

Почему некоторые государевы люди так любят демонстрировать свою власть, подумал я. Казалось бы — ну попроси подождать в коридоре, если не успел закончить важное дело. Нет, нужно непременно усадить человека перед собой — пусть видит, как он ничтожен.

Злиться было глупо — именно этого майор и добивался. Поэтому я сделал несколько глубоких вдохов и прислушался к биению сердца. Оно постепенно успокаивалось. Я прикрыл глаза и заставил себя увидеть море — штилевое, дымчато-серое, переливающееся на солнце. Красота!

— Гореликов! Уснул, что ли?

Я открыл глаза.

Майор с досадой и непониманием смотрел на меня.

— Никак нет, товарищ майор, — без улыбки ответил я.

— Давай-как, расскажи ещё раз, что случилось на моле! Вспомни всё детально. Особенно, как шёл туда. Вышел из этой вашей казармы, а дальше? Может, за тобой кто-то следил?

Я снова прикрыл глаза, делая вид, что вспоминаю. На самом деле, вспоминать было нечего. Вместо этого я стал размышлять — надо ли говорить майору, что я проследил за одним из бандитов.

Не решил, и отложил эту мысль до окончания разговора.

— Не знаю, товарищ майор. Если и следили — то я этого не заметил.

— Понятно. Сейчас я покажу тебе несколько фотографий — посмотри внимательно. Может, кого-то узнаешь.

Он протянул мне тонкую стопку фотографий разного размера. Я стал их перебирать.

Третьей по счёту шла фотография того самого парня, которого я преследовал.

На снимке он был не год или два моложе, и с другой причёской — коротким ёжиком. Но это был он.

Снимок был замером три на четыре сантиметра. С обратной стороны мой палец ощутил шероховатость. Переворачивать фотографию и смотреть я не стал — это непременно привлекло бы внимание майора. Просто провёл пальцем ещё раз и понял, что это такое. Остатки клея.

В левом нижнем углу снимка я заметил следы синих чернил. Такие чернила используют для штампа.

Мысли в голове заметались с бешеной скоростью. Чёрт! Вот это я влип!

Только сейчас я сообразил, что бандит мог запросто заметить мою слежку. И если он приходил к майору, то...

Да нет. Слежку он не заметил, иначе ни за что не привёл бы меня сюда. Скорее, попытался бы скрыться, или заманил в какое-нибудь глухое место.

Первым желанием было сказать, что я никого не узнаю. Но Севка! Его ведь тоже допрашивали. Когда эти бандиты огрели меня по голове, именно ребята подняли тревогу и рассказали по сомнительную сделку с янтарём. Если майор вызовет Севку ещё раз — тот непременно скажет, что видел парня в синей робе из окна казармы и показал мне. И тогда меня спросят, почему я соврал.

Я поднял глаза на майора — он внимательно смотрел на меня.

— Узнал?

— Да, товарищ майор, — честно ответил я. — Вот этот.

Майор напрягся так, что даже кулаки стиснул.

— Значит, всё-таки, видел?

— Нет, товарищ майор. Этого парня мне показал Всеволод Небросов. Мы были в казарме и увидели его из окна. Небросов сказал, что именно с ним договаривался насчёт покупки янтаря.

— Понятно. А ты?

— Я выбежал на улицу, хотел задержать его. Но потерял из виду.

— Где потерял?

— Ну, когда я выбежал — его уже не было во дворе. И на проспекте тоже.

— Когда это было?

— Позавчера.

— А почему сразу не сообщил мне?

— Не успел, товарищ майор. А вчера узнал, что вы меня вызываете, и решил сегодня сказать. Вы его поймаете, да?

— Теперь поймаем! — с угрозой сказал майор. — Никуда не денется. Ты точно ничего не перепутал?

— Не перепутал, товарищ майор. Это он, точно.

— Хорошо. Подпиши показания, и свободен. Или хочешь что-то ещё сказать?

Я удивлённо взглянул на майора.

— Нет.

— Тогда иди.

Я подписал протокол и с облегчением вышел из кабинета.

* * *

Апрель 997-го года, деревня пруссов

— Радим!

Узкая полоса света падала из маленького окошка на утоптанный земляной пол. Не окошко — просто дыра в бревенчатой стене. Даже голову наружу не высунешь.

Бенедикт завозился, пытаясь сесть. Его руки и ноги были крепко стянуты верёвкой. Монаху вспомнились толстые копчёные колбасы, которые рядами висели в погребе князя Болеслава. Княжеский повар так же туго перетягивал их пеньковым шпагатом.

В животе тревожно заурчало. Бенедикт ничего не ел со вчерашнего утра. Да и вчера перехватил только кусок лепёшки и два глотка воды. Теперь недоеденная лепёшка, которую он в спешке оставил на столе, так и маячила перед внутренним взором монаха.

— Радим!

Радим не отозвался. Опустив голову, он сидел у противоположной стены, подальше от Бенедикта. Лицо совсем скрылось под капюшоном. Только по длинным худым пальцам, которые перебирали чётки, Бенедикт догадался, что Радим молится.

— Радим, развяжи меня!

Тишина. Только через окошко доносился негромкий гул голосов с торговой площади.

Бенедикт подёргал онемевшими руками и отвернулся к стене. От земляного пола тянуло сыростью. Нижние брёвна сарая подгнили, от них пахло прелой древесной трухой.

От нечего делать, Бенедикт стал в сотый раз перебирать в памяти всё, что случилось вчера в священной роще Ромове.

Хлынувший ливень вмиг прекратил битву. Тетивы луков намокли и беспомощно обвисли. Бойцы в растерянности остановились. Штурмовать святилище было бессмысленно — вайделоты за крепкими стенами наверняка запаслись камнями. Да и потеря вождя губительно подействовала на боевой дух пруссов.

Пламя пожара сопротивлялось дольше. Огонь пытался взбежать по намокшим бревенчатым стенам, злобно шипел, трещал и разбрасывал в стороны тлеющие головни.

Но сильные струи дождя смыли его со стены, прибили к земле, раздавили и затоптали, словно ядовитую змею. В сыром воздухе поплыл противный запах гари и