– Ты в порядке? Он к тебе не приставал?

– Что? Нет-нет, ничего подобного. Все хорошо.

– Ладно, но ты скажешь мне, если что не так? Я должна знать.

– Не волнуйся, скажу.

Раиса отходит, и Силка бросает ей вслед:

– Раиса, ты не видела, как из нашего отделения минут пять назад выходил огромный безобразный мужик?

– Я только и вижу каждый день выходящих отсюда огромных безобразных мужиков. Это был какой-то определенный человек?

– Нет-нет. Спасибо за заботу.

В конце смены Силка выходит во двор и смотрит в небо. Оно ясное, голубое, ярко светит солнце. Возвращаются белые ночи.

– Эй, ты! – слышит она грубый голос.

Силка оборачивается. За ее спиной стоят шесть или семь здоровых мужиков. Они одновременно делают шаг в ее сторону.

– Приятного вечера, – произносит один из них.

– Спасибо, – с вызовом откликается она.

– Увидимся завтра в то же время, – говорит парень.

От группы отделяется безобразный верзила, который несколько часов назад держал нож у ее горла. Он достает из кармана нож и перекидывает его из одной руки в другую.

Силка медленно уходит, не оглядываясь назад.

– Ты обещала, Силка, пожалуйста, сходим туда, – однажды воскресным вечером упрашивает ее Лена, пока они прогуливаются по лагерю, пользуясь возможностью насладиться ослепительным зрелищем солнечного света, пробивающегося сквозь облака.

– Я знаю, – отвечает Силка.

Она очень хочет повидаться с Йосей, но пока не придумала, как ей быть со слежкой блатных. Могут ли они угрожать близким ей людям? К этому времени она, однако, выяснила, что они появляются лишь, когда она уходит с работы. Она ни разу не видела их после возвращения в барак 29.

– Завтра схожу в детский барак и передам Йосе, что пора тебе увидеть Натию.

Хотя Ольга работает в родильном отделении, она еще не сталкивалась с Йосей, видела только маленькую Натию, когда отводила в детский барак мать с младенцем. Вероятно, Йося заканчивает работу в административном здании позже Ольги.

– Прости, что докучаю тебе, – говорит Лена. – В последнее время ты чем-то обеспокоена, и, знаешь, мы все тревожимся за тебя… Может быть, тебе станет лучше, когда увидишь Йосю и Натию.

После вечерней смены Силка сразу ложится спать, практически не вступая в беседу с другими женщинами, чтобы не подвергать кого-нибудь опасности. Правда, ее волнуют не только блатные. Ее волнует также мысль о том, что некоторые из них могут знать, как знают и врачи, о происходившем в другом месте. И они знают, что она еврейка, что никогда не рассказывает о своем аресте. Этот страх растревожил образы прошлого. На нее опять накатывает безразличие, делая ее невосприимчивой.

– Ты говорила с женщинами обо мне?

– Мы обсуждаем каждого, конечно за спиной. – Лена улыбается. – Тебя что-то тревожит. Если не хочешь, можешь не говорить, но мы должны быть в состоянии помочь. Как знать, что с нами будет.

– Ты очень добра, Лена, но у меня все хорошо. – Силка старается не говорить резко. – Обещаю завтра договориться с Йосей. Я тоже хочу увидеть их обеих.

К ним подходят еще несколько женщин из барака 29, и Лена взволнованно сообщает им, что Йося с Натией придут к ним в следующее воскресенье. Силка поправляет ее. Она передаст просьбу Йосе, но не знает, когда они увидятся. Йося явно не разгуливает по лагерю по воскресеньям в белые ночи то ли ради того, чтобы не подвергать опасности себя и ребенка со стороны Вадима и незнакомых людей, то ли потому, что следует своим особым правилам. Этого Силка не знает. Но пока женщинам довольно и того, что посещение Йоси и Натии в принципе возможно.

Рядом с Силкой шагает Анастасия.

– Расскажи еще о Йосе. Что в ней такого особенного?

Сквозь облака пробивается солнце, бросая тени на юное лицо Анастасии.

– Никто не говорил, что она особенная.

– Взгляни на них, смотри, как они рады просто слышать ее имя.

Силка задумывается.

– Попав сюда, мы вместе прошли через многое. Йося была самой юной из нас, и, наверное, мы немного опекали ее. Потом она забеременела. Ей было очень тяжело, и мы помогали ей справиться с этим. Вот и все. Теперь тебе понятно, почему они так хотят увидеть Йосю с ребенком. Для них ее ребенок почти как свой. Они шьют для малышки одежду. у некоторых дома остались дети, поэтому они страшно хотят подержать на руках маленькую Натию.

– Понятно, – кивает Анастасия. – Я тоже хочу познакомиться с ней.

Некоторое время они идут молча.

– Тот мужчина, который приходит к тебе иногда, – говорит Анастасия, – ты его любишь?

Силка ошарашена вопросом.

– Что?

– Ты любишь его?

– Зачем ты задаешь такой вопрос? Разве можно любить мужчину, который насилует тебя?

– У вас другое.

– В каком смысле?

– Я слышала, как этот парень разговаривал с тобой. Он влюблен в тебя. Я просто стала думать, любишь ли ты его тоже. Не похоже, чтобы ты говорила ему те же слова.

Силка придвигается к Анастасии и твердо произносит:

– Ты не будешь снова меня об этом спрашивать. Это не твое дело. Ты молодая, и тебе многое предстоит узнать о лагере и своем месте здесь. Ясно?

Анастасия поражена.

– Не надо на меня сердиться. Я ведь просто спросила.

– Я не сержусь. – Силка понимает, что ведет себя так, как вела себя раньше; прорываясь сквозь внешнее безразличие, в ней поднимается возмущение. – Хочу, чтобы ты в отношении меня не переходила границ. Я все сделаю, чтобы помочь тебе, но не вмешивайся в мои дела.

– Прости меня, ладно? Я жалею, что сказала это. Просто я подумала, если ты его тоже любишь, это было бы здорово, – говорит Анастасия.

Вопросы Анастасии смущают Силку. Она знает, что Борис относится к ней не так, как она к нему. Она всегда считала их отношения не более чем сделкой, в которой она отдает ему свое тело, утешает его. Любовь! Она любит женщин из своего барака, любит врача Елену, Раису и Любу. Она относится к ним с теплотой, сделает для них что угодно. Она пытается связать подобные эмоции с Борисом и не может. Исчезни он завтра, будет ли она скучать по нему? Нет, отвечает она себе. Если он попросит ее сделать что-то такое, что доставит ей неприятности? Ответ тот же. От чего он в состоянии ее защитить, так это от группового изнасилования. Она знает, что это такое – быть собственностью влиятельного мужчины, который обеспечивает девушке защиту. Впрочем, в этом деле выбирать ей не приходилось. Нет, она не может думать о любви.

– Эй ты, медсестра!