Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Великолепно.
С мышью ее, конечно, сравнивали, но вот чтобы с дохлой…
– Извини. – Мэйнфорд ущипнул себя за ухо. – Но… ладно, вали за едой. А ты сиди уже… на вот.
Из старого шкафа появился старый же, если не сказать, древний плед. От него разило нафталином, и еще пылью, и кажется, виски, но сам факт заботы умилял.
Как ни странно, вернулся Кохэн быстро, с подносом, на котором уместился фарфоровый кофейник, тройка чашек, сахарница на тонких паучьих ножках, кувшинчик со сливками…
Экая роскошь.
Тельма, если бы не была так вымотана, удивилась бы.
Поднос поставили на стол, и Мэйнфорд, стоило ей пошевелиться, буркнул:
– Сиди уже… а еда где? – Это, исключительно вежливый вопрос адресовался уже Кохэну, и тот ответил кивком, вышел и вернулся, но уже не с подносом, а с парой промасленных пакетов.
– Надеюсь, ты не на диете? – запоздало поинтересовался он, протянув пакет Тельме.
Диета? Да она за один запах жареного мяса, который из пакета сочился, убить готова.
– Не на диете… не спеши, никто не отберет.
Ели молча.
Тельма сосредоточилась всецело на гамбургере, на мягкой булочке, щедро посыпанной кунжутом, на салате, листья которого не успели превратиться в тряпки, на сочной говяжьей котлете и куске сыра, что расплавился ровно настолько, чтобы тянуться тончайшими нитями, но в то же время не растекаться.
Гамбургер был хорош.
И соус к нему.
И кофе, черный, крепкий до того, что каждый глоток его приходилось запивать водой. Откуда-то к кофе появились шоколадные трюфели, пропитанные коньяком, и, Бездна задери, это было чудесно.
– А теперь говори, – не то велел, не то дозволил Мэйнфорд, при том с трудом подавив зевок. Тоже не высыпается? В нынешнем состоянии благостной сытости Тельма была готова посочувствовать ему.
Немного.
– Да в общем-то говорить особо не о чем… старая вещь, очень старая… я бы сказал, древняя.
Указанная вещь вернулась в бархатный футляр.
– Это не… – уточнила Тельма сиплым голосом.
– Все может быть. – Кохэн понял с полуслова. – Хотя… не знаю… я помню ту легенду… и не только вашу легенду. Мой дед рассказывал ту историю иначе. Он говорил о людях, которые пришли из-за моря и назвали себя детьми бога. И не было никого, кто бы усомнился в их словах. И сам Император склонился пред ними…
Нет, все-таки это не может быть она.
Слишком… просто?
Совпадение?
Бывают совпадения, но чтобы вот такие…
– Дед сказал, что… последний Император был глуп и слаб, он не решился последовать заветам предков и не взошел к солнцу, а потому и не сумел противостоять волшебному голосу. И это сгубило всех масеуалле. Боги вмешались, но поздно. Белых людей стало слишком много. У них была сталь. И сила. И многое, чего лишены были масеуалле.
Это Кохэн рассказывал, глядя в чашку с кофе, которую держал в горсти.
– Та война оставила след на землях. И наши Боги вынуждены были отступить. Но и ваши люди потеряли свою силу… нет, я не думаю, что эта та самая свирель. Но еще я знаю, что создана она была отнюдь не богами Старого Света, а малефиками. Одним конкретным малефиком.
Взгляд масеуалле обратился к Мэйнфорду, который лишь плечом дернул.
– В архивах я ничего не нашел.
– Ты не то в них искал…
– Возможно.
Странный разговор, Тельма понимает слова, но не понимает, о чем идет речь.
– Да и осторожный человек даже на пороге смерти не станет упоминать об опасных вещах. Мало ли кому попались бы ваши архивы… не о том речь. – Кохэн отставил чашку и потянулся. – Свирель, которая играла для войны, была совершенным оружием. А эта… в ней чувствуется некая… неправильность? Она жива, да, но и только… эхо силы… на наше счастье. И вот что мне подумалось… он ведь не сразу их создал. Ты понимаешь, о чем я?
Мэйнфорд кивнул.
– Я не понимаю, – Тельма отправила в рот последний трюфель, подумалось, что это не совсем вежливо, с другой стороны, шоколадные конфеты – недозволительная роскошь, а значит, грех не воспользоваться случаем.
Ответил, как ни странно, Мэйнфорд.
– Ни один артефакт не создается сразу. Расчеты. Чертежи. Потом – экспериментальный образец или даже серия. Помогают выявить скрытые недостатки. Доводка. Снова экспериментальные образцы. Их могут быть десятки, если не сотни. Все они в той или иной мере будут обладать заданными свойствами.
– Но не будут совершенны, – добавил Кохэн.
Он поставил локти на стол.
Сцепил пальцы.
Согнулся, уперся подбородком в эти пальцы. Замер.
– Значит, это прототип…
– Или чья-то попытка воссоздать старую легенду. Хотя, – Мэйнфорд поскреб щетинистый подбородок. – Все же я склоняюсь к прототипу. Уж больно материал… специфичный.
Тельма согласилась.
Вряд ли в нынешнем мире, появись у кого безумное желание воссоздать легенду – а желания у людей, как успела убедиться Тельма, порой возникали самые разные, – удастся найти кости сирен Старого Света. Нет, свирель жила давно.
Вот только что ей от Тельмы понадобилось?
Вопрос она не задала, но облизала пальцы и вздохнула.
– Ее… хотели купить. Так он сказал.
– Кто хотел?
– Не знаю.
Это не ложь, это просто маленькая… недомолвка, потому что неизвестно, как поступит Мэйнфорд, если узнает, что купить свирель желал поверенный его родного братца. Впрочем, на ответе Мэйнфорд не настаивал.
– Почему она? – Кривой палец его ткнул в Тельму. – Я вообще ничего не почуял.
– Иммунитет?
– Чего?
– Если ее действительно создал твой предок, очень далекий предок, то с его стороны было бы благоразумно обезопасить себя от собственных созданий.
– Кровь… – Мэйнфорд вновь кивнул и задумался, вперившись в футляр недобрым взглядом. – А ты?
– А я… будем считать, что я не совсем человек… той свирели, – Кохэн подчеркнул голосом, – не было разницы, кто перед ней. А эта… выбрала самую легкую жертву.
Жертвой быть Тельме не нравилось. Она открыла было рот, чтобы сказать, что уже была знакома со свирелью, и дело не в слабости вовсе, но в том мимолетном знакомстве, которое оставило свой след.
Первичное запечатление.
Азы артефакторики.
Но тут же Тельма спохватилась. Если упомянет, то придется излагать и обстоятельства этого знакомства, а там… нет, пожалуй, давняя история к нынешним делам отношения не имеет.