Всего женщин и детей было около тридцати, в возрасте от младенческого до преклонного. Бетти Паркер, проезжая мимо, улыбнулась и помахала мне рукой. «Дождемся-ка ночи, — подумал я, — неужто по дороге на Джелалабад не найдется, где примостить скатанное одеяло?»

Вот появился Шелтон на своем скакуне, запыхавшийся и усталый, но такой же громогласный, как и прежде. Потом три сипайских пехотных полка: смуглые лица, красные куртки и белые штаны, босые ноги месят грязь. А за ними стадо — иначе не назовешь — вьючных животных, орущих и пошатывающихся под грузом поклажи, и скрипящих подвод. Здесь были сотни верблюдов, и смрад стоял просто невыносимый. Они, а также мулы и пони превратили дорогу в море растопленного шоколада, в котором орда обозных с семьями тащилась, утопая по колено, крича и бубня. Их были тысячи — мужчин, женщин, детей, они шли без всякого порядка, таща на себе скудные пожитки, угнетаемые страхом перед походом в Индию. Для них не было предусмотрено ни достаточного количества провизии, ни возможности размещения на ночь. Им предстояло жить на подножном корму и спать, сбившись в кучу.

Едва схлынула эта пестрая толпа, появился арьергард из индийской пехоты и нескольких подразделений кавалерии. Огромная процессия растянулась по равнине до самой реки: тягучая, гудящая масса, медленно бредущая по снегу. Над колонной поднимался пар, похожий на легкий дымок. Последним выехал Эльфи-бей со свитой. Ему полагалось обогнать колонну и занять место среди главных сил, рядом с Шелтоном, но Эльфи уже обуревали сомнения, и я слышал, как он громко обсуждал с Грантом вопрос: не стоит ли задержать выступление.

Он и впрямь отправил курьера с приказом авангарду остановиться у реки, но Макензи не подчинился и продолжил движение. Эльфи принялся заламывать руки и вопить: «Он не должен этого делать! Скажите Макензи, чтобы он остановился, я приказываю!» Но Мак к тому времени был уже на мосту, так что Эльфи не оставалось ничего иного, как следовать за остальными.

Едва мы вышли за пределы укреплений, как афганцы ворвались внутрь. Наблюдающая за нами толпа обогнула нас на безопасной дистанции, а потом хлынула в лагерь. Они кричали, жгли и грабили все, что осталось в домах, и даже открыли огонь по арьергарду. У ворот произошла заварушка, и несколько сипаев были выбиты из седел и порезаны на куски прежде, чем им успели прийти на помощь.

В результате этого события среди обозных вспыхнула паника, многие из них побросали поклажу и бросились бежать, спасая шкуру. Вскоре снег по обеим сторонам дороги оказался усеян тюками и мешками, и добрая четверть наших припасов была потеряна прежде, чем мы успели достичь реки.

С наседающей на пятки толпой колонна пересекла мост, прошла мимо Бала-Хиссара и свернула на джелалабадскую дорогу. Мы двигались черепашьим шагом, но некоторые из индийских слуг уже начали уставать. Они плюхались на снег и причитали, а самые дерзкие среди афганцев подбегали к нам, глумясь и бросая камни. Произошло несколько стычек, прозвучали даже выстрелы, но в целом кабульцы казались довольными, что мы уходим — да и нам это нравилось. Знай мы, что ждет нас впереди, все как один повернули бы обратно, гонись за нами хоть весь Афганистан, но откуда нам было знать?

По указанию Эльфи Макензи и я с нашими отрядами постоянно патрулировали вдоль колонны с целью не давать афганцам подходить слишком близко. Некоторые группы афганцев ехали рядом с нами по обе стороны дороги, и мы не спускали с них глаз. Одна из таких групп, более организованная по сравнению с другими, привлекла мое внимание. Я решил держаться подальше от нее, как вдруг услышал свое имя. Оказалось, что во главе ее находится не кто иной, как Акбар-Хан собственной персоной.

Первым моим побуждением было юркнуть под защиту колонны, но Акбар оторвался от своих соратников и направился ко мне и вскоре оказался на дистанции пистолетного выстрела. Он был в своих латах, островерхом шлеме и зеленом тюрбане и улыбался мне во весь рот.

— Какого черта тебе надо? — говорю я, делая знак сержанту Хадсону держаться рядом.

— Пожелать тебе доброй дороги, старый друг, — отвечает он весело. — А также дать хороший совет.

— Если он того сорта, что ты дал Макнотену и Тревору, то я обойдусь без него.

— Аллах мне судья, — отвечает он, — в том, что произошло, нет моей вины. Я сохранил бы жизнь ему, и всем вам, и был бы вашим другом. Именно по этой причине, Флэшмен-хузур, мне жаль, что вы двинулись в путь прежде, чем я успел подготовить эскорт, способный обеспечить вашу безопасность.

— Мы уже видели раньше твои эскорты, — говорю я. — Теперь как-нибудь сами обойдемся.

Он подъехал ближе, качая головой.

— Вы не понимаете. Я, как и многие другие среди нас, желаю вам добра, но раз вы тронулись в Джелалабад раньше, чем я успел предпринять меры, необходимые для вашей защиты во время марша, не пеняйте на меня, когда случится беда. Не в моих силах сдержать гази или гильзаев.

Говорил он серьезно и, похоже, искренне. До сих пор теряюсь в догадках, был ли Акбар законченным негодяем или, наоборот, честным человеком, вовлеченным обстоятельствами в поток, которому не мог сопротивляться. Но после недавних событий я не готов был вот так сразу поверить ему.

— И что мы должны делать? — спрашиваю я. — Сидеть в снегу и ждать эскорта, пока не окоченеем досмерти? — Я повернул пони. — Если у вас есть какие-либо предложения, сообщите их Эльфистан-сагибу, но не уверен, что он станет их слушать. Очнитесь, ваши чертовы кабульцы уже сцепились с нашим арьергардом, как после этого вам верить?

Я уже готов был ускакать прочь, как он подъехал еще ближе.

— Флэшмен, — говорит он едва слышно. — Не будь дураком. Поскольку Эльфистан-сагиб не позволяет мне помочь ему, дав заложников в обмен на эскорт, может случиться так, что ни один из вас не дойдет до Джелалабада. Ты можешь стать одним из этих заложников: клянусь могилой своей матери, тебе ничего не грозит. Если Эльфистан-сагиб согласится подождать, я все устрою. Передай это ему, и пусть он отправит тебя с ответом.

Он был так убедителен, что я почти поверил. Сейчас я думаю, что главным его интересом были заложники, но не исключено, что он справедливо сомневался в своей способности удержать под контролем племена, а это грозило нам бойней в горных проходах. Случись такое, Афганистану на следующий год предстояло увидеть другую английскую армию, это уж как пить дать. Но в то время меня, разумеется, больше волновала собственная судьба.

— Почему ты хочешь сохранить мою жизнь? — говорю я. — Зачем я тебе нужен?

— Мы были друзьями, — отвечает он, расплываясь в свойственной ему широкой улыбке. — Меня также впечатлили комплименты, которые ты адресовал мне по пути от форта Мухаммеда в тот день.

— Они вовсе не были предназначены польстить тебе.

— Поношения со стороны врага — награда для храбреца, — рассмеялся он. — Подумай о том, что я сказал, Флэшмен. И доложи Эльфистан-сагибу.

Он махнул рукой и поскакал обратно к холмам, и, бросив последний взгляд на его отряд, я заметил, что афганцы медленно следуют за нами по флангу, а острия их копий поблескивают на заснеженном склоне холма.