Я на секунду оторвал глаза от дороги, рискуя свалиться в пропасть, чтобы глянуть на выражение лица Евы. Та хмуро глядела вперед. Выровняв машину, я продолжил:

– Кроме того, на мне все равно все эти приемы не сработают – я уже слишком хорошо с ними знаком. У меня что-то типа иммунитета.

– Меня все еще раздражает твоя уверенность в том, что у тебя нет никаких проблем, – ответила Ева.

– Я такого не говорил, и ты прекрасно это знаешь.

– Да, но именно это ты имел в виду.

– Слушай, терапия сама по себе все равно бесполезна, – сказал я. – Люди не меняются, пока в их жизни не происходит что-то по-настоящему дикое и способное их перепрограммировать. Эбенайзер Скрудж вот изменился только после того, как к нему явились привидения. Элли понимает, что лучше, чем дома, не бывает нигде только после того, как смерч уносит ее за радугу. Нельзя просто так взять, пойти на сеанс психотерапии и изменить свой взгляд на мир. Тут нужна серьезная психологическая травма.

Я снова глянул на Еву. Выражение на ее лице совершенно четко отражало ее мнение на этот счет – единственная женщина во всем мире, которая меня по-настоящему любила, желала мне заработать психологическую травму в скорейшем времени.

Добравшись до лагеря, я остановил машину посреди дороги; вокруг нас тут же скопилась толпа детей, прыгавших и кричавших: «Семейный лагерь! Семейный лагерь!»

– Как это мило! – восхитилась Ева.

Протолкавшись кое-как сквозь толпу встречавших, я увидел сидевшего в кресле у обочины дороги и читавшего что-то отца. Одевался он до сих пор так же, как и на протяжении всего моего детства – старая, покрашенная вручную футболка и шорты. Заметив нас, он захлопнул книгу, вскочил и ринулся к нам.

Растолкав смеявшихся детей, отец добрался до моей двери и помахал Еве.

– Привет!

– Очень рада знакомству! – произнесла Ева необычайно высоким голосом и с улыбкой на лице. Меня раздражала эта ее привычка скрывать свое отвратительное настроение и надевать маску теплоты и радости.

Кажется, отец тоже заметил подвох, а потому обратил свое внимание на меня. – Майкл, ты отрастил бороду? Выглядит неплохо. На меня стараешься походить?

Я хотел сказать «нет», но Ева меня опередила.

– Это я ему посоветовала отращивать, – сказала она. – Мне кажется, она ему идет.

Отец приподнял бровь и ухмыльнулся.

– С ним только глаз да глаз – Майкл постоянно меня копирует.

Ева смотрела на меня так, словно я должен был что-то сказать на эту тему, но тут отец дал задний ход:

– Впрочем, я его тоже. У нас это взаимно.

Ева смотрела теперь уже на отца, будто ожидая чего-то, возможно, какой-то типичной отцовской шутки, но ее не последовало.

– Идите, ставьте палатку, – сказал папа.

– Мы будем спать в палатке? – удивилась Ева. – Я думала, тут будет что-то типа хижин.

– Нет, у нас тут полное единение с природой, – сказал отец. – Ну, по крайней мере, у некоторых – Майкл все равно даже тут упрямо носит свои гребаные костюмы, – он хохотнул. – Надеюсь, у вас с легкостью все тут встанет[67].

Меня этот пассаж несколько сбил с толку – я самолично ставил себе палатку в лагере каждый раз на протяжении вот уже девяти лет, а подшучивать на тему чего-то, что не являлось правдой, было совсем не похоже на отца.

– Ты хочешь сказать, что я не умею ставить палатку? – уточнил я.

Папа фыркнул.

– А ты, стало быть, хочешь сказать, что умеешь?

Тут вмешалась Ева:

– Уверена, Майкл справится с палаткой.

Я повел машину вглубь лагеря, размышляя вслух над словами отца:

– Может, его просто все девять лет не было рядом, когда я ставил палатку, и он просто предположил, что я не умею это делать? Кто же тогда, по его разумению, мне ее ставит? Мама? Джош?

Ева молчала – у нее снова испортилось настроение. Припарковав машину, мы направились в лес.

– Ладно, увидишь, как я ставлю палатку, и скажешь потом папе, что лично была тому свидетелем.

Ева схватила меня за плечи и встряхнула.

– Да знает он, что ты умеешь ставить палатку! Он просто шутит!

– Да нет, – ответил я, – отец всегда говорит серьезно.

Ева отвернулась. Я собирался добавить что-то еще, но тут она снова сменила тему:

– Какой красивый лес!

Я лишь пожал плечами.

– Я не большой фанат пейзажей.

Ева смешно стиснула зубы в гротескном раздражении и добавила:

– Особенно красивый, когда в нем тихо.

В лагере мама обычно проводила большую часть времени с Джо, с которым никто из нас не горел желанием общаться, так что на первом лагерном ужине Евы мамы не было. Мы с папой, Джошем и Мириам сидели за одним столом и разглядывали депрессивные карандашные наброски моей девушки. За те два года, что мы с ней встречались, я так и не привык к волшебству ее рисунков. Каждый их персонаж вызывал у нас смешки или восхищенные вздохи.

– Ты такая крутая! – сказал отец, а потом нарочно громким шепотом добавил: – Как так получилось, что ты встречаешься с Майклом?

Кончик шариковой ручки Евы замер на листке бумаги. Я безошибочно уловил исходивший от нее гнев. Обычно он был направлен на меня, но в это раз под ударом явно был отец.

– Да шучу я, – сказал тот. Напряжение, впрочем, из-за стола никуда не делось. Отец округлил глаза. – Прошу прощения, – сказал он, – я все шучу и напрягаю Майкла. Кажется, иногда я перегибаю палку, – обернувшись ко мне, он добавил: – Майкл, прости – я вел себя как придурок. Надеюсь, что ты сможешь меня извинить.

Я сидел и не мог поверить, что кто-то мог посчитать, будто меня действительно оскорбит эта шутка, которая, кстати, была вообще-то чистой правдой.

– Да я сам так иногда шучу, – сказал я. – Сам не могу понять, с чего вдруг она решила со мной встречаться.

Я ожидал смеха, но его не последовало. Выкручиваться из неловких ситуаций из всех присутствовавших умела только Ева. Обернувшись к Мириам, она поинтересовалась:

– Как у тебя дела?

Мириам безразлично пожала плечами:

– Терпеть не могу этот лагерь.

– Не обращай внимания на Мириам, – произнес отец. – Ей просто нравится жаловаться. Никто ее не заставляет сюда приезжать, она делает это по собственной воле.

Мириам странно переглянулась с Евой и вернулась к своей тарелке, поднимая и хмуря брови и явно внутренне клокоча от ярости.