Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Также в 1575 году женился младший сын царя, Федор Иванович, на Ирине Федоровне Годуновой, сестре последнего царского фаворита, Бориса Федоровича Годунова. Некоторые историки датируют эту свадьбу 1580 годом, следуя (неверному) предположению Н. М. Карамзина, что свадьба состоялась одновременно с назначением Бориса Годунова в чин боярина[495]. Но первые знаки восходящей звезды Годуновых появились задолго до 1580 года. Пятеро Годуновых присутствовали на свадьбе Ивана IV и Анны Васильчиковой[496]. В тот год Дмитрий Иванович Годунов стал окольничим, а в следующем году его племянник, Борис Федорович, брат Ирины, стал кравчим[497]. К тому же вышитые алтарные пелены в описании Боровского Пафнутиева и Свято-Троицкого Сергиевого монастырей (датированы 5 марта 1575 г. и 3 мая 1575 г.) содержат надписи, позволяющие идентифицировать Ирину Годунову уже как жену Федора Ивановича[498]. То, что царевич женился в 1575 году, а не в 1580‐м, поддерживает и Даниэль Принтц фон Бухау, бывший в Московии с ноября 1575 по февраль 1576 года и написавший отчет об этом в 1578 году. Записи его гласят, что «оба сына, старший двадцати лет от роду, и меньший, восемнадцати, еще безбородые, вступили уже в супружество с дочерьми каких-то бояр, в тот самый год, когда мы были там»[499]. Записи Принтца достаточно подробны, так что мы можем доверять ему — он даже возраст братьев указал довольно верно. Принимая все это во внимание, можно с уверенностью сказать, что Иван IV и оба его сына женились в 1575 году до 5 марта и, вероятно, даты свадеб отстояли недалеко друг от друга.
Пятое бракосочетание в династии состоялось в конце 1575 (или в начале 1576) года — между Симеоном Бекбулатовичем и Анастасией Ивановной Мстиславской[500]. Как и в случае других четырех женитьб начала 1570‐х годов (царя, его сыновей и Марии Старицкой), целью этого брака было пополнить династию. Его заключение можно и нужно рассматривать как событие династическое, потому что, хотя оно и обошлось без смотра невест (царь и его советники сами подобрали жениха и невесту), Анастасия Мстиславская во всех отношениях принадлежала к династии. В этом браке также ясно просматривалась цель Ивана IV пополнить династию такими наследниками, которых он мог бы контролировать, даже если это означало вытеснение его собственных сыновей из линии наследования, чтобы обеспечить и поддерживать этот контроль.
Симеон Бекбулатович — урожденный Саин Булат хан — приехал в Московию в 1561 году в свите Марии/Кученей Темрюковны Черкасской[501]. Он был потомком Чингисхана по линии старшего сына Джучи и племянником Марии Темрюковны. Такие связи, вероятно, сразу обеспечили ему вес при дворе Ивана IV. К 1570 году царь сделал его ханом в Касимове, где он стал править как верный союзник Москвы — именно так должен был править, как надеялись, в Ливонии Магнус. В 1573 году Саин Булат принял православие с именем Симеон, а через два года Иван IV передал ему трон, став, в свою очередь, просто «Иваном Московским»[502]. Новая жена Ивана IV, Анна Васильчикова, которая на тот момент была царицей всего несколько месяцев, тоже, по-видимому, отказалась от своего титула. Бекбулатович правил недолго, до осени 1576 года. «Иван Московский» вернул себе трон, а Бекбулатович, официальный «великий князь всея Руси», получил в качестве компенсации большой удел, созданный из Твери и Торжка[503].
Но сколь ни блестяще было происхождение Симеона, именно родословная Анастасии Ивановны Мстиславской сделала этот брак династическим событием[504]. Она была правнучкой дочери Ивана III Евдокии, вышедшей замуж за царевича Петра (Худайкула — еще одного царевича из Чингизидов) 25 января 1506 года[505]. У царевича Петра и Евдокии было две дочери, обеих, очевидно, звали Анастасиями[506]. Одна из них вышла в 1529 году замуж за князя Федора Михайловича Мстиславского, а их внучка и была той Анастасией Ивановной Мстиславской, которая вышла замуж за царя Симеона Бекбулатовича в 1575 или 1576 году[507]. Другая дочь Петра и Евдокии вышла в 1538 году за князя Василия Васильевича Шуйского[508]. Их дочь, Марфа Васильевна Шуйская, в свою очередь, стала в 1554 году женой князя Ивана Дмитриевича Бельского, все дети от этого брака (кроме одной дочери) умерли до совершеннолетия[509]. Таким образом, к 1575 году, когда Иван IV поставил на трон Симеона Бекбулатовича как великого князя всея Руси, только Иван IV, его двое сыновей и выжившие Старицкие могли считаться потомками по мужской линии Ивана III (см. схему 5).
Сохранившаяся свадебная документация показывает, что потомки царевича Петра, происходившие от двух его дочерей, долгое время считались ветвью династии Даниловичей[510]. Свадьба в 1554 году княжны Марфы Шуйской (внучки царевича Петра и Евдокии Ивановны) и князя Ивана Дмитриевича Бельского, без сомнения, стала событием в жизни династии. Свадебный чин был составлен, вероятно, теми же дьяками Посольского приказа, которые вели документацию всех царских бракосочетаний, а две копии чина хранились в Царском архиве[511]. Этот чин включает в себя краткую генеалогическую справку, идентифицирующую невесту как потомка правящего дома: «Лета 7063 (1554) ноября в 8 день, царь и великий князь Иван Васильевич всея России, женил князь Ивана Дмитриевича Бельскаго; а дал за него княжну Марфу Васильеву дочь Васильевича Шуйскаго, а внуку по матери Петру царевичу, а давал от себя»[512]. Свадьба Анастасии Ивановны Мстиславской (внучки царевича Петра и Евдокии) и царя Симеона Бекбулатовича в 1575 или 1576 году тоже была расценена как династическое событие. Копии свадебных текстов тоже хранились в Царском архиве[513]. И краткий фрагмент разряда, включенный в более поздний летописец, показывает, что Иван IV, его сын и придворные принимали участие в свадебных торжествах[514].
Весьма вероятно, что браки всех потомков царевича Петра и Евдокии (даже тех, о чьих свадьбах не сохранилось записей) расценивались как династические события. Для таких случаев мобилизовывали канцелярский аппарат, члены династии присутствовали на свадьбе и исполняли на ней видные роли, свадебная документация хранилась в Царском архиве, т. е. делалось то, чего никогда не делалось даже для самых влиятельных бояр. Эта ветвь династии была столь значимой, что, согласно Зимину, в завещании (духовной грамоте) Василия III, которое было намеренно уничтожено в 1533 году прямо