на киностудию, к тому же отдает Обуховой не весь кусок пленки, а оставляет себе два кадра, чтобы иметь оружие против сообщников.

Активная деятельность всей тройки продолжается вплоть до возвращения в город Евгения Адольфовича…

Телефонный звонок прерывает мои размышления. Я снимаю трубку и слышу взволнованный голос Сотниченко:

— Что я вам сейчас скажу! — Следует молчание, наверное, Сотниченко отвлекли, и он прикрыл трубку рукой. — Вы слушаете?

— Да говори же, что стряслось?

— Вот именно, стряслось, Владимир Николаевич. — Голос усталый, но веселый. — Я нашел фотографа! Негативы не сохранились. Уничтожены. Он опознал по фотоснимку Пруса. Алло, вы слышите?

— Кто заказывал снимок?

— Не поверите. Полный пасьянс! — Сотниченко смеется, и я представляю, как он переглядывается с Логвиновым, который наверняка находится где-то рядом.

— Передай трубку Логвинову, — говорю я.

— Сейчас, — не удивляется Сотниченко.

— Алло, вы слушаете? — Это Логвинов.

— Вы скажете, наконец, кто заказал фотографию?

— Левин, — коротко звучит ответ.

— Левин? — переспрашиваю я.

— Да. Мы изъяли квитанцию. Адрес, конечно, липовый.

— Как с Обуховой?

— Ждем гостя, — сухо отвечает Логвинов.

— Спасибо, — говорю я. — Спасибо за звонок, ребята. Я скоро буду.

Еще с минуту я слушаю короткие гудки и только потом кладу трубку. Последняя деталь, и все стало на свои места.

Оконное стекло слегка искажает, растягивает в длину частокол деревьев, пустые рамы футбольных ворот. На розовом закатном небе уже проявляются серпик луны и бледные звезды…

Итак, наступает четвертое января. Обухова встречается с Левиным и объясняет ему задачу, назначив день похищения на седьмое января. Тут же она передает Левину ключ от мастерской.

Седьмого января Елена Евгеньевна в последний раз просит отца добровольно отдать ей часть денег. Он отказывается. Тогда она угрожает ему: все будет так, как хочет она! Прус, заподозрив неладное, приходит к Фролову и просит отнести сберкнижку с семнадцатью тысячами домой, а вечером вновь приходит, чтобы проверить, исполнена ли его просьба.

Обухова тем временем обеспечивает себе алиби.

На улице мороз, идет сильный снег. Холодный, колючий ветер пронизывает прохожих насквозь. Прус просит Геннадия Михайловича оставить его в теплом помещении мастерской, плачет, умоляет не выгонять на улицу. Он боится возвращаться домой, боится встретить Елену Евгеньевну. Фролов, направляющийся к Арбузовой, которая не без подсказки Обуховой пригласила его для починки холодильника (гарантия, что Геннадий Михайлович случайно не вернется в мастерскую), пожалел его и запер у себя, рассчитывая выпустить на обратном пути. Нина Кузьминична, узнав от Фролова об оставшемся в мастерской Прусе, понимает, что не успеет предупредить Обухову. Она устраивает короткое замыкание, чтобы задержать Геннадия Михайловича и исключить его встречу с Обуховой и Левиным.

В это самое время, убедившись, что Фролов вошел в дом Арбузовой, Левин и Елена Евгеньевна направляются к мастерской. Обухова остается на улице, чтобы в случае необходимости предупредить своего сообщника об опасности, а Левин открывает дверь и входит в помещение.

Он делает несколько шагов и в темноте натыкается на Евгения Адольфовича. Оба растеряны, но Левин первым приходит в себя. Старик может поднять крик, и тогда пропали двадцать с лишним тысяч рублей, а ведь сберкнижки где-то совсем рядом. «Не за тем я шел, чтобы попасться на мелочи», — думает Левин, и его руки смыкаются на худой старческой шее…

Этими же руками было совершено еще одно убийство, а в ближайшие дни, возможно, сегодня, эти руки попытаются достать свою третью жертву… Такова развязка.

Не знаю, какое лицо было у Обуховой, когда, раскрыв сберегательную книжку, она увидела, что ее отец убит из-за двадцати двух рублей. Знаю только, что это цена жизни Пруса, этой же суммой они с Левиным оценили жизнь Арбузовой и свои собственные жизни.

Я слышу, как за окном раздается короткий и требовательный гудок автомобиля.

Пора идти.