И мягко перешел к делу:

— Что вас к нам привело? Наверное, допросить кого-то понадобилось? Вот мой зам по оперработе — майор Воронцов, он вам во всем поможет.

Высокий худощавый майор с бородавкой на щеке поднялся навстречу, протянул вялую холодную кисть. Он явно не случайно оказался здесь в момент визита столичного опера: минут через пять Вершигородский собирался перепоручить гостя его заботам.

— Моего фигуранта уже не допросишь, — сообщил Дятлов. — Он умер.

— Умер?! — начальник и зам переглянулись. — Но тогда зачем было приезжать?

— Умер или совершил побег…

— Исключено, — облегченно вздохнул Вершигорский и откинулся на спинку массивного кресла. — Из моей колонии бежать невозможно. Я здесь уже шесть лет, но, насколько я знаю, побегов тут никогда не было. Непроходимая тайга, болота, а у нас сильная группа розыска, собаки. Это какая-то ошибка!

— Значит, не бежал, а умер, — снова изменил вводную капитан. — В общем, мне надо проверить списки сактированных.[35]

— В каком году это было? — озабоченно свел брови полковник.

— Лет шесть-восемь назад. Давайте расширим рамки, возьмем от пяти до десяти лет. У вас много смертей?

— Да нет. Если без несчастных случаев, то четыре-пять. И то не каждый год. К тому же больных мы отправляем в ЦРБ,[36]оттуда они, в основном, и уходят.

— Меня не интересуют несчастные случаи и умершие в больнице, — уточнил Дятлов. — Только те, кто скончался непосредственно в колонии. Молодых отбрасываем, старых тоже. Интересует средний возраст: лет тридцать пять-сорок…

Воронцов пошел в спецчасть за журналом, секретарь принесла растворимый кофе с печеньем. Дятлов только успел допить чашечку, как майор принес прошитый и опечатанный журнал в потертой обложке. Причем он уже успел его просмотреть.

— По заданным вами параметрам подходят два человека, — сообщил Воронцов, бросая вопросительные взгляды на начальника. — Заключенный Галимов, тридцать шесть лет, умер десять лет назад от туберкулеза… И заключенный Черенко, тридцать шесть лет, скончался пять лет назад от инфаркта. Все остальные значительно старше.

Оперативник просмотрел опечатанные страницы, заполненные размашистым почерком. Все правильно. Подходящих кандидатов было только два.

— Как происходит процедура актирования? — спросил он.

Вершигорский пожал широкими плечами.

— С учетом полевой обстановки, без лишних формальностей. Раньше у нас свой трупорез был, теперь из ЦРБ привозим. Он и производит вскрытие, в меру своих способностей диагноз ставит, составляет акт. Под актом три подписи: врача, зама по оперработе, дежурного помощника. Сверху я утверждаю: ставлю подпись, заверяю гербовой печатью, один экземпляр у нас остается, второй направляем в местную администрацию, они и выписывают свидетельство о смерти.

— А труп?

— Что «труп»?

— Как производится захоронение? — дотошно расспрашивал Дятлов.

— Да очень просто. Полежит в леднике при санчасти, пока все оформляется, потом в гроб кладут, выносят к вахте. Заколачивают уже в досмотровой зоне под наблюдением начкара и дежурного помощника.

— А если труп живым зеком подменят? — не унимался капитан.

Начальник и зам чуть заметно улыбнулись.

— Невозможно! Он же распанахан от горла до лобка! Вы когда-нибудь секционный шов видели?

Дятлов кивнул.

— Тогда вам все ясно!

— А что дальше?

— Дальше начальник караула передает гроб бесконвойникам… Они вывозят на наше кладбище и хоронят. В присутствии кого-то из представителей администрации. Начкара, ДПНКа, а может, просто караульного. Труп-то уже никуда не убежит!

— Точно? — улыбнулся Дятлов.

Майор и полковник вежливо улыбнулись шутке.

— А отпевание производится? Какая-нибудь часовня у вас есть?

— Нет. Не дошли еще до нас эти модные веяния, — усмехнулся полковник.

— Ясно, — Дятлов вроде как задумался.

Вершигорский и Воронцов терпеливо ждали, пока удовлетворенный гость не завершит деловую часть своего визита. Тогда можно, согласно законам гостеприимства, накрыть стол, истопить баньку, угостить водочкой, устроить на ночлег в блоке для длительных свиданий.

— Ну что, давайте съездим на кладбище, — неожиданно предложил капитан Дятлов.

— Куда?! Зачем? — удивились хозяева, надеясь, что это только шутка.

— Надо вскрыть могилы, — совершенно серьезно сказал капитан. — Тогда все станет ясно…

— А сейчас что неясного?! — спросил Воронцов.

— Так я же сказал… — Дятлов тяжело вздохнул. Он понимал, как сейчас выглядит в глазах колонийских начальников. — Неясно — умер он или бежал!

Полковник и майор в очередной раз недоуменно переглянулись.

— Кто «он»?

— Галимов. Или Черенко. Мне без разницы.

В кабинете наступила томительная тишина. Потом тяжелое кресло отъехало в сторону.

— Поехали, раз так! — сказал Вершигорский, вставая. — Виктор, вызови человек шесть бесконвойников с инструментом… Да быстро, пока темнеть не начало…

Кладбище располагалось в километре от колонии. Ветер сдул снежок с глинистой почвы, покрытой чахлой сухой травой и редкими кустиками. Тут и там валялись валуны, кое-где рассыпаны пятна щебенки. С десяток чахлых деревьев торчали среди этого унылого ландшафта. Здесь то ли никогда не было могильных холмиков, то ли они давно расползлись под дождями и ветрами. Только ржавые прутья с приваренными к ним прямоугольными кусками такого же ржавого железа торчали тут и там. Никаких надписей на железе не было, только прорезанные насквозь газовым резаком четырехзначные номера.

Они нашли нужные могилы, майор дал команду, привезенные на тракторе немолодые люди в зековских робах и черных фуфайках ударили кайлами и лопатами в не успевшую промерзнуть землю. Почти у всех были морщинистые, с впалыми глазницами лица, щуплые сутулые фигуры. В стороны полетели клочья земли.

— Хотите выпить, капитан? — неожиданно предложил начальник «восьмерки» и достал плоскую фляжку. — Тут ветер, промерзнем…

Дятлову очень хотелось, но он отрицательно помотал головой.

— Мне еще отсюда потом выбираться.

— Отвезут, я распоряжусь, — солидно пообещал полковник. — А можете заночевать, баньку истопим, оленины пожарим…

— Спасибо, — неопределенно ответил капитан. Все зависело от того, что они здесь найдут.