Издалека послышался шум машины, она приближалась медленнее, чем иномарки. Из фар действовала лишь одна и, хотя Зара не видела ни ее, ни водителя, она вышла на дорогу, не успев обдумать, и встала посередине. Тусклый свет осветил грязные ноги. Она не сошла с дороги, так как была уверена, что «Жигули» сразу газанут, если она не встанет прямо перед ним. Водитель высунулся из окна. Старый человек. Во рту у него был зажат мундштук с горящей сигаретой.

— Вы могли бы подвезти меня в город? — спросила Зара. Ее эстонские слова звучали неуклюже. Мужчина не ответил, и Зара заволновалась, стала говорить, что поссорилась с мужем и он выбросил ее из машины на дорогу и потому она оказалась здесь, одна в этой ночи. Муж ее нехороший человек и наверняка не станет возвращаться за ней, да она и сама не хочет, чтобы он вернулся.

Водитель взял мундштук в руки, вынул окурок и бросил его на дорогу. Сказав, что едет в Ристи, он открыл дверцу. Зара нырнула в машину. Мужчина вставил новую сигарету в мундштук. Зара подняла руки к груди и сжала бедра. Машина поехала. Ей удавалось иногда выхватывать названия на столбах: Турба, Элламаа.

— Почему ты едешь в сторону Ристи? — спросил мужчина.

Зара смешалась и придумала, что едет к родителям. Он больше не стал спрашивать, но она добавила, что ее муж к ним не поедет и что она не хочет его видеть. Мужчина поднял правой рукой пакетик, лежащий возле переключателя скоростей, и протянул его Заре. Она взяла. Знакомый шоколад с арахисом растаял во рту, орехи захрустели.

— Ты могла бы ждать попутной до утра, — сказал он. И добавил, что гостил у своей больной дочери и вынужден был ночью отвезти ее в больницу. Ему нужно было вернуться домой к утренней дойке. — Чья же ты дочка?

— Рютеля.

— Рютеля? Откуда?

Зара ужаснулась. Что ей на это ответить? Старик, очевидно, знал всех местных и если она выдумает своих, он станет рассказывать о незнакомой шлюхе, у которой был русский акцент и которая болтала странные вещи. Зара всхлипнула. Он протянул ей замусоленный бумажный платок, прежде чем она начала плакать, и прекратил расспросы.

— Может, лучше, если мы сначала поедем ко мне. Родители твои испугаются, если ты заявишься домой в таком виде да еще в такое время.

Мужчина поехал домой в Ристи. Зара вышла из «Жигулей», прижимая к боку карту, которую она стащила из машины. Можно было бы расспросить мужчину, знает ли он Алиде Тру, но Зара не решилась. Он бы запомнил ее вопрос и направил потом разыскивающих к Алиде Тру следом за ней. Дома мужчина налил ей стакан молока, положил на стол хлеб и детскую колбасу и велел после еды ложиться спать.

— После утренней дойки повезу тебя домой. Всего несколько часов.

Он оставил ей покрывало, а сам ушел в комнату. Едва услышав храп, Зара встала, прокралась к шумящему холодильнику и взяла лежащий на нем карманный фонарик, который она приметила, когда нарезала колбасу. Он был в рабочем состоянии. Зара расстелила карту на полу в кухне. Ристи находилось не так далеко от ее цели. До Колувере нужно было еще проделать путь пешком, но она выдержит. Часы на холодильнике показывали три. Она нашла возле наружной двери большие мужские резиновые сапоги и женские тапочки поменьше, которые тут же обула. Найдется ли здесь еще плащ? Где он хранит одежду? Тут из комнаты послышался шорох, ей нужно было уходить. Она открыла окно на кухне, так как не имела ключа от входной двери, и выбралась наружу. Во рту оставался странный привкус. Челюсть ее перестала работать сразу, как только она разжевала первый кусочек хлеба, и мужчина засмеялся, что она наверно из тех, кто не любит тмин. Его внуки тоже не любили. Он дал ей другой хлеб, но она все же выбрала тот, что с тмином. Скоро он проснется и заметит, что шлюха украла его карту и карманный фонарик, а также увела тапочки. Ей стало не по себе.

В карте было трудно разобраться, но железнодорожная станция Ристи отыскалась сразу. Отсюда Заре нужно было выйти на дорогу, которая вела в Колувере. Сначала она бежала, возле домов надо было проскочить побыстрее, хотя окна и были темными. Во дворах лаяли собаки, ее сопровождало их гавканье, пока впереди не показалась дорога. Зара замедлила темп, чтобы хватило сил дойти до цели, но все же не давала ногам отдыха. Судя по карте, идти было километров десять. Иногда она останавливалась, чтобы выкурить сигарету. Она стащила у приютившего ее хозяина целую коробку спичек. На коробке улыбался какой-то старик в шляпе, напоминающей цилиндр, в темноте трудно было разобрать. Лес вокруг вздыхал и шумел, пот то холодел, то становился горячим. На каждой остановке Зара чувствовала, что принцесса Колувере дышит ей в затылок. Звали ее Августа, принцесса Августа, которая шла от Ристи до замка Колувере с глазами, полными слез, и покончила с собой. В комнате умершей всегда было холоднее, чем в других комнатах замка, а по стенам текли слезы Августы. Черные облака плыли как военные корабли, свет луны слепил. Сырость проникала сквозь тапочки, порой ей слышался шум машины, и она бросалась в лес, попадая тапочками в канаву, репейник царапал кожу. Дорога нигде не раздваивалась, но ее мысли обрывались и путались, то прояснялись, то мрачнели. Она пыталась определить по запаху, не пахнет ли болото. Рядом должно было быть болото. Какими они бывают в этих краях? Найдет ли она наконец нужный дом? Кто в нем теперь живет? Существует ли он еще? Если нет, что она будет делать?

Бабушка рассказывала, что о смерти Августы ходило много слухов. Может, это не было самоубийство. Может, ее убили. Врач уверял, что она скончалась от наследственной гемофилии, но никто в это не верил, так как перед ее смертью в замке слышался страшный женский крик. От этого крика замерли крестьяне на полях, коровы перестали доиться, куры неделю не неслись. Зара ускорила шаг, подошвы ее ног гудели, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Рассказывали, что она вызвала ревность королевы, которая заточила ее, как пленницу, в деревне. Другие считали, что принцессу держали в замке в целях безопасности, чтобы защитить от сумасшедшего мужа. Как бы то ни было, принцесса умерла пленницей, крича от невыносимых страданий. Зара позабыла, что обозначено на карте, хотя это было просто и она пыталась ее хорошо запомнить. Или карта была такой простой, что не требовала особого внимания и все же исчезла из памяти. Почему никто не помог принцессе, не выпустил ее из замка, хотя плач ее все слышали?

Помоги мне, Августа, помоги дойти до цели. Помоги, Августа, стучало в голове Зары. Лица принцессы, бабушки и Алиде сливались в ее мыслях воедино, в одно и то же лицо. Она не решалась смотреть ни вправо, ни влево, так как деревья шевелились, протягивая к ней ветви. Хотела ли Августа заманить ее в болото, туда, где сама бродила? Щеки Зары стали влажными от первого утреннего тумана, ей надо было бежать быстрее, чтобы достичь цели до рассвета, иначе вся деревня увидит ее. Ей нужно было придумать убедительный рассказ для тех, кто жил теперь в бабушкином доме. Потом надо искать Алиде Тру, в чем ей, может, помогут живущие в доме. Для Алиде тоже надо было сочинить подходящую историю, но единственной связной историей в ее голове была короткая и несчастная жизнь принцессы, безумной и плачущей принцессы. Может, она и сама сумасшедшая, ибо кто еще может бежать незнакомой лесной дорогой к дому, о котором лишь слышала и в существовании которого не была уверена. Полоса поля. Дом. Она пробежала мимо. Другой дом. Деревня. Собаки. Лай перекидывался от дома к дому. Ограды, дома, сараи и дорожные ямы мелькали у нее перед глазами в разном ритме с пульсом. Иногда она пыталась перейти через канаву, но запутывалась в колючей проволоке и медвежьем малиннике, возвращалась обратно на дорогу. Сырой запах известняка, на дороге ямы и лужи, надо бежать еще быстрей, так как лают собаки. Утренний туман холодил кожу, застилал глаза, ночь раздвигала свои темные завесы, смутные очертания деревни проступали все четче. В конце дороги, ведущей к тому дому, росло необычайно много серебристой вербы. Необычайно много. И в начале дороги был валун. Начнется ли с калитки этого дома собственная история Зары, новая история?