– Не осложняй дела, пока не поздно, – нетерпеливо позвал Дрюс.

Клив хмыкнул, прежде чем оторваться от Уинн.

– Думаю, уже поздно, – прошептал он.

Но Уинн слишком замучили противоречивые чувства, чтобы она смогла ответить. Она была вялой, как сорванный лист. Сожжена почти дотла огнем, который он в ней разжег и который до сих пор не погас, не в состоянии справиться с новыми, бурными чувствами, которые он пробудил. Она уставилась на него в беспомощной мольбе, чуть не плача и в то же время невольно дрожа от желания.

Она увидела, как мрачная насмешка улетучилась с его лица и вместо нее появилось выражение, близкое к боли.

– Проклятие, женщина! Не надо… – Он замолк на полуслове, неловко поднимаясь на ноги.

С тихим, но грозным ругательством он повернулся к Дрюсу. На секунду Уинн показалось, что он намеревается напасть на юношу, который был младше его, и, сделав над собой невероятное усилие, она тоже сумела подняться с земли.

– Нет, Клив, не смей. – Она встала между двумя воинами и положила ладонь Кливу на грудь. – Оставь его. Просто… просто уходи, – попросила она, пока он переводил взгляд с нее на Дрюса.

Уинн сразу отдернула ладонь. Прикасаться к нему было слишком опасно. От этого она становилась очень слабой, ей хотелось подойти к нему еще ближе. Она покачала головой.

– Просто уходи, – запинаясь, прошептала она.

Клив вздохнул, медленно и глубоко. Потом еще раз. Наконец он кивнул и отступил. Его взгляд метнулся на Дрюса, который подошел ближе, и Уинн поняла, что вспыхнувшая между ними враждебность стала медленно угасать.

– Ты говорил мне, Дрюс, что незамужняя валлийская девушка свободна в своем выборе.

Дрюс кивнул:

– Так оно и есть. Но я не говорил, что она не должна слушать советов тех, кто заботился о ней всю жизнь.

Клив задумался, а затем непринужденно улыбнулся и вновь обратил на Уинн свой томный взгляд.

– Твой давнишний друг действительно хочет поговорить с тобой. – Он отвесил короткий поклон. – До встречи, – добавил Клив так, чтобы слышала только она, и пошел прочь.

Уинн смотрела ему вслед. Он шагал по валу, затем спустился вниз и оказался на валлийской территории. Этот выбор тропинки послужил ей ясным знаком, и Уинн затрепетала от предвкушения. Но Дрюс стоял по-прежнему рядом, и она больше не могла не обращать на него внимания. Она повернулась к нему, стараясь усмирить громкий стук сердца и нервную дрожь. Правда, ей не удалось стереть румянец со щек.

– У тебя в волосах травинки и сор, – сказал Дрюс, когда они оказались лицом к лицу.

Дрожащими руками Уинн пригладила растрепанные волосы. Почему у него такое выражение лица, как будто он все знает? Неужели он хочет читать ей мораль?

– Вот так. Сейчас лучше? – коротко спросила она. Он внимательно ее оглядел, затем усмехнулся:

– Думаю, это зависит от того, кто на тебя смотрит. Я бы сказал, твой Клив предпочитает видеть тебя с распущенными волосами, в которых запутались травинки.

– Негодяй! – выругалась она. – Чего ты от меня хочешь? Сначала швыряешь меня к нему, а теперь вырываешь обратно. Я отказываюсь тебя понимать.

К ее глубокому раздражению, он только ухмыльнулся и опустился на траву.

– Не срывай свою досаду на мне, Уинн, потому что я тут не виноват. В этом деле я выступаю только как твой друг. – Он посмотрел на нее снизу вверх и отвел со лба прядь волос. – Мне ясно, что он тебе нужен. И ты ему крайне нужна. Я только хочу убедиться, что эта его потребность в тебе изменит любые планы, какие у него были относительно дочки лорда Сомервилла.

Уинн в ужасе на него уставилась. Как он мог так спокойно рассуждать о таких невероятных вещах!

– Ты не сможешь… Разумеется, ты не посмеешь. – Она замолчала под его насмешливым взглядом. – Дрюс, послушай меня. Я не желаю ни при каких обстоятельствах занять место этой бедной девушки. Он честно женится на ней, хотя это маловероятно. Ведь она предназначена ему в награду за успех в его поисках, которого ему не видать, об этом уж я позабочусь, Дрюс негодующе фыркнул.

– Что же ты сделаешь, Уинн? И зачем? Чтобы оставить его себе?

– Нет! Я уже говорила тебе. Пусть он достается ей.

– Так как же ты думаешь поступить с ним? Ведь даже дураку ясно, чем вы тут сейчас занимались. Чего я никак не могу понять, раз ты явно готова уступить его этой английской деве, так это зачем он тебе нужен.

– Это должно быть понятно даже такому дураку, как ты, – прошипела Уинн, сжав кулаки. – Ты же заявил, что знаешь, чем мы тут занимались. А почему тебе это известно? Да потому, что ты сам этим занимался не раз и, наверное, не с одной девушкой. Но ты не женат. И даже не обручен. Так вот, я ищу не больше того, что ты уже нашел. Я давно уже не ребенок и так как замуж не собираюсь, то не вижу причин, почему бы мне не воспользоваться своей свободой. И если я выберу…

– Так что же ты выберешь? – уточнил он.

– В общем… сам знаешь! В любом случае это мой выбор, а не твой.

Он смотрел на нее спокойным, испытующим взглядом, который, казалось, разрушил всю ее слабую оборону. Можно было подумать, что она несмышленая девчонка, а он мудрый, проницательный отец, – столько терпения и понимания было в его взгляде. От расстройства она резко повернулась и зашагала не в ту сторону, куда ушел Клив.

Только дойдя до двух дубов, которые неловко раскинулись на вершине вала, Уинн остановилась. Да, это был ее выбор, как она сказала, и если она решит уступить Кливу и соединиться с ним, как соединяются мужчина и женщина, то Дрюс не сможет ничем им помешать.

Но зачем, ради всего святого, ей делать такую глупость? Она коснулась пальцем распухших от поцелуев губ, затем с трудом проглотила слюну при воспоминании о сладкой дрожи, поднимавшейся изнутри.

Ответ был удивительно прост. Ради этого чувства, внезапно охватившего все ее существо – тело, ум и даже сердце. Вот почему она решилась на такой опасный и пагубный шаг. Чтобы дать выход чувственности, которую он пробудил в ней. Но каковы же будут последствия?

Она оглянулась через плечо на Дрюса, который, теперь не отрываясь, смотрел туда, где остался их дом. Дрюс, конечно, прав. Он ей друг, и, хотя они разошлись во мнениях по поводу этой затеи с лордом Сомервиллом, да и по поводу Клива Фицуэрина, Уинн знала, что Дрюс желает ей только добра.

Хотя о каком добре сейчас может идти речь? Даже если она, в конце концов, вернется в Раднорский лес вместе со всеми детьми, прежней жизни уже не будет. Да и она сама будет другой.

Уинн вздохнула и еще раз тронула губы. И как этому мужчине удается так на нее действовать? Как ему удается одним лишь прикосновением заставить ее тело петь, а сердце биться быстрее? Или даже одним взглядом?