– Возможно, мисс Смит, вы размышляли о том, что вашему дяде и вашему жениху может не понравиться то, что я имел неосторожность взять предложенное вами. В определенных кругах за такие вещи принято вызывать на дуэль.

– Да? Как мило. – Саммер провела кончиком языка по губам. – Но тебя это не должно волновать. Они находятся в Америке, а мы здесь.

– Конечно. Но как насчет того, что в порты Лондона каждый день прибывают десятки кораблей? – поинтересовался Джеймс все тем же спокойным тоном.

– Вряд ли они добрались сюда – прошло еще недостаточно времени...

– Достаточно, – прорычал Джеймс, чувствуя, что его гнев вот-вот выплеснется наружу, – если они выехали сразу после того, как обнаружили твое отсутствие!

Саммер побледнела. Было совершенно ясно, что такой поворот событий не приходил ей в голову. Но она быстро пришла в себя от потрясения и бодро ответила:

– Теперь это не имеет значения. Я уверена, что мой дядя не станет этого делать. Он пошлет за мной кого-нибудь.

– И значит, я не буду знать наверняка, кто поджидает меня за углом со шпагой или пистолетом, так?

Беспокойно заерзав на кровати, Саммер пробормотала:

– Но я не думаю, что...

– Я с тобой полностью согласен! – выкрикнул Джеймс столь гневно, что Саммер вздрогнула от испуга. – По-моему, ты вообще не думаешь! Черт возьми, Саммер, ты ведешь себя как глупый маленький ребенок и, возможно, совершила ужасную ошибку!

Горло девушки вибрировало от напряжения, а губы дрожали, однако голос ее был тверд и спокоен.

– И что... что нам теперь делать?

– О! – язвительно воскликнул Джеймс. – Теперь мое мнение стало для тебя важно? Спасибо за доверие.

Саммер покаянно опустила глаза, но это не помогло. Качая головой, виконт натянул штаны и застегнул их. Потом он, не надевая ботфортов, пересек комнату, откупорил графин и, налив себе крепкого шотландского виски, уселся в кресло.

Саммер молча одевалась, и падающий на нее мягкий свет отбрасывал на стены неясные пляшущие тени. Время от времени она бросала на виконта настороженные взгляды, словно вся ее жизнь зависела теперь только от него.

Джеймс тяжело вздохнул. Надо же, как все обернулось! Хорошо хоть он сразу решил, что хочет ее, иначе все оказалось бы гораздо сложнее. Виконт искоса посмотрел на девушку. Она старательно избегала его взгляда, и от этого он испытал немалое удовлетворение. Пусть хоть раз почувствует себя виноватой.

– Саммер!

Девушка вздрогнула, и Джеймс с трудом удержался, чтобы не улыбнуться. При других обстоятельствах он непременно поддразнил бы ее, однако теперь лишь поставил пустой стакан на стол и поднялся с кресла.

– Ты все еще любишь этого Гарта Киннисона?

– Ты уже спрашивал меня об этом.

– Да, и получил невразумительный ответ. Итак?

– Нет.

Виконт кивнул:

– Хорошо. А теперь скажи мне правду.

– Правду?

– Твое настоящее имя. Имя твоего дяди и имя твоего жениха.

Саммер побледнела и судорожно вцепилась в ткань платья.

– Но зачем?

– А ты как думаешь? Или ты действительно хочешь, чтобы я погиб от руки какого-то незнакомца? Очень нелюбезно с твоей стороны. Я должен знать имена людей, которые захотят разделаться со мной, когда отыщут тебя.

Глаза Саммер сузились.

– Не думаю, что они знают, где меня искать. Они знают лишь, каким образом я попала в Лондон.

– Если Эпсон смог разгадать твой маленький секрет, то и любой другой более или менее разумный человек сможет это сделать. – Подойдя к Саммер, виконт взял ее за руку. – Я жду правды.

– Нет.

Саммер едва не задохнулась, когда он грязно выругался.

– Я не могу, – добавила она. – Кроме того, не столь важно, кто они.

– Так же не важно, как и то, что ты забыла упомянуть, что у тебя есть жених?

Отпрянув, Саммер вспыхнула до корней волос.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь! Ты не знаешь, что он за человек, да, похоже, тебя это и не интересует! Глупые, эгоистичные мужчины! Вы сбиваетесь в кучу, как безмозглые наседки, и изображаете трагедию, даже когда не правы!

В голосе Саммер сквозило презрение, и она резко отшатнулась от протянутой руки Джеймса.

– О нет, я ничего тебе не скажу!

– Ты пытаешься прибегнуть к одной из женских уловок и изобразить уязвленную невинность, – холодно сказал Джеймс. – Но в той игре, которую ты ведешь, не будет не вееров, ни обмороков. То, что ты сделала, может повлечь за собой кровопролитие.

– Ты боишься?

Джеймс сделал шаг в ее сторону, но потом остановился. Подобная тактика была ему хорошо известна. Его собственные сестры не раз ее применяли.

– Только заблудших женщин, – беспечно ответил он и налил себе еще виски. Спиртное обожгло ему горло и желудок, но ярости не убавило.

Джеймсу необходимо было подумать, но он не мог думать, когда Саммер находилась в комнате и настороженно, полудерзко – полуиспуганно смотрела на него.

– Полагаю, мы продолжим этот разговор завтра, дорогая, – виконт улыбнулся, когда голубые глаза девушки с подозрением взглянули на него, – после того как хорошенько выспимся.

Очевидно, Саммер ожидала услышать совсем не это.

– О! – вырвалось у нее.

Саммер в нерешительности стояла посреди комнаты, но, когда виконт напомнил ей, что они находятся в его спальне, она залилась краской.

– Да. Увидимся... увидимся утром.

Только после того как Саммер ушла, намеренно громко захлопнув за собой дверь, Джеймс позволил своему гневу выплеснуться наружу. Зарычав, он швырнул стакан, и тот вдребезги разбился о мраморную облицовку камина. Этот поступок был просто ребячеством, однако принес ему некоторое облегчение.

В столовой царила тишина, нарушаемая лишь тихим позвякиванием серебряных тарелок, которые ставили на подносы снующие взад-вперед слуги. Саммер ощущала наполнявшее комнату напряжение, и когда она осмелилась посмотреть на Джеймса, ей показалось, что напряжение – это нечто материальное.

Унылый свет утра, пробивавшийся сквозь узкое высокое окно, золотил волосы виконта, оставляя в тени лицо. Глядя на его нахмуренные черные брови, Саммер ощутила укол совести. Ее горло сжалось, и она опустила голову.

Хотя ее злость на Джеймса миновала, Саммер по-прежнему не собиралась сообщать ему ни имени своего дяди, ни своего собственного. Джеймс Камерон в ужасе отшатнется, если узнает, что ее дядя – Бартон Шрайвер, давно зарекомендовавший себя в политических кругах как коварный и вероломный человек, угождающий и друзьям, и врагам.