— Ну, черт с тобой, — неожиданно проворчалаона. — Не будем ничего переносить.

Притянула его к себе и прижалась своими разбитыми губами кего целым. Позже она скажет сама себе, что просто переживала стресс, и ей былонеобходимо нежное участие.

— Это было… очень приятно, — заметил Репьев,выпрямляясь. — Даже странно…

— Ничего странного, — проворчала Лайма, сердясь насебя за проявленную слабость. — Вероятно химический состав нашей слюнысовпал, вот и все.

Репьев озадаченно помолчал, а потом признался:

— Никогда не рассматривал взаимоотношения с точкизрения слюны.

Лайма, кряхтя, поднялась с дивана и отправилась-таки мыться,твердо отказавшись от посторонней помощи. Решила воду в ванну не набирать и ненежиться в ней, а ограничиться душем, чтобы не раскиснуть, не разболеться и неостаться у Репьева жить. В конце концов, ей еще предстояла поездка вштаб-квартиру с докладом.

— С легким паром! — нестройным хором пожелалиДубов с Латышевым, когда она появилась в комнате с тюрбаном на голове,ароматная, словно куст жасмина.

Один Репьев ничего ей не пожелал, потому что потерял дарречи. Без пятен грязи на лице, облаченная в чистый халат, Лайма оказаласьослепительно красивой. Как он раньше не замечал, что у нее идеальной формы нос,пухлые губы и ясные глаза, а скулы высокие, как у египетской царицы.

— Можно садиться за стол, — сообщил Дубов,неожиданно застеснявшись Лаймы. Когда она лежала на диване грязная инесчастная, у него и мысли не было стесняться.

— На гарнир у нас кукуруза и сладкий перец, —добавил Латышев, потирая лысину. — Хватит на всех.

Он тоже испытывал неловкость, потому что Лайма разбила ихтесную мужскую компанию, и мальчишник превратился непонятно во что. Может быть,в посиделки с флиртом. Впрочем, как тут пофлиртуешь, когда Юрка не сводит сдевицы глаз.

Вообще-то троица собралась, чтобы обсудить одно весьма важноедело — организацию собственного бизнеса, и было жалко откладывать разговор нанеопределенное время. И почему эта Лайма скакнула с моста именно сегодня!

— Поскольку твоя одежда вышла из строя, могу дать тебесвою, — предложил Репьев. — Что-нибудь сухое и чистое.

Он повел ее в другую комнату, где стоял одежный шкаф, ипредложил выбрать все, что ей понравится. Даже собирался дать несколькосоветов, но тут позвонили в дверь.

— Наверное, это шофер с сумочкой, — оживиласьЛайма. — Я переоденусь и выйду.

Однако это оказался не шофер, а соседи сверху — Тамара иНиколай Славкины. Оба были в спортивных костюмах с лампасами, и оба весьмавоинственно настроены.

— Это вы колотите по батарее? — спросила Тамара,не поздоровавшись с хозяином квартиры. — Вам что, делать больше нечего?

— А вам? — с любопытством поинтересовалсяРепьев. — Что вы там сверлите столько суток подряд! Делаете модельледокола «Ермак» в натуральную величину?

— Я благоустраиваю находящуюся в моей собственностижилплощадь, — высокопарно заявил Славкин. — И вы мне не можете этогозапретить.

— Запретить не могу. Но помешать — запросто.

— Не надо нам угрожать! — взвизгнулаТамара. — Мой муж сверлил, сверлит и будет сверлить!

— Потом пеняйте на себя, — пожал плечами Репьев изахлопнул дверь у них перед носом. — Ну и типы, — пожаловался онприятелям, которые сервировали стол, как в ресторане — с салфетками ихрустальными фужерами.

— Это не таксист? — спросила Лайма, появляясь вгостиной. — Куда же он подевался?

Она надела шорты, доходившие ей до колен, и трикотажнуюрубашку-поло, в которой она выглядела хрупкой, как подросток. Влажные волосысобирать в пучок не стала, а распустила по плечам, окончательно добив этимвпечатлительного Репьева.

— Я очень рад, — признался он, подойдя к нейпоближе, — что вы сохранили мою визитную карточку.

Лайма хотела честно признаться, что она тоже рада, но тутснова позвонили в дверь.

— Теперь уж это точно таксист! — воскликнула она ипошла вслед за хозяином к двери.

Однако это оказался не таксист, а высокий человек сволнистой шевелюрой, которая вся была странным образом зачесана на один бок.Человек был в костюме, галстуке-бабочке и клетчатых тапках.

— И что? — гневно спросил он, вскинувподбородок. — Долго вы будете портить Вагнера вашим идиотскимпостукиванием?!

— Послушайте, Макар, это невыносимо! — ответилРепьев. — Если я хочу послушать Вагнера на ночь, я надеваю наушники. Вашрояль, к сожалению, в наушники засунуть нельзя. Поэтому вы должны думать о том,в какое время вам заниматься вашими… гаммами, С этим нужно что-то делать…

— Вы невежественный чурбан, — высоким голосомсообщил Макар. — С настоящей музыкой ничего нельзя сделать!

— Зато что-нибудь можно сделать с музыкантом, —рассердился Репьев. — Вот поиграй еще на ночь глядя, увидишь, что будет.

— И поиграю! — с вызовом заявил Макар и помахалуказательным пальцем в воздухе. — Никто мне не запретит.

В этоу момент наверху опять взвыла дрель, и разговариватьстало невозможно. Музыкант гордо удалился, махнув полами пиджака, похожими наласточкины крылья.

— Юр, иди, а то все остынет! — позвалЛатышев. — Лайма уже рассказала нам о том, как вы познакомились.

«Интересно, какова ее интерпретация событий?» — подумалРепьев и уже сделал шаг от двери, как звонок прозвенела третий раз.

— Бывают дни, — крикнул он через плечо, —когда я начинаю подумывать о домике в деревне, о вишневом садике и собственныхкурах…

На этот раз приехал шофер с сумочкой. Репьев щедро еговознаградил, но тот не хотел уходить, не повидав Лайму.

— Ну… Это было… — задохнулся он, увидев ее целой иневредимой. — Это было такое… Из ряда вон выходящее! Я полагал, что вы —труп. И завтра собирался звонить в вашу организацию. Только телефон не нашел.Про нее, оказывается, никто не знает.

— Естественно, —проворчала Лайма. — Она ведьзасекречена. И я советую вам держать рот на замке.

— А та… женщина? Та страшная женщина, — поправилсяон. — Я думал, она вас догонит.

— Я тоже так думала, — призналась Лайма исодрогнулась. — К счастью, все обошлось.

— Она бежала за вами, как рысь за белкой, — всеникак не мог успокоиться таксист. — А глаза у нее прямо горели огнем!

«Слава богу, я этого не видела», — подумала Лайма,проводив шофера и возвратившись к столу. Воспоминание о мулатке отбило у нееаппетит. Она некоторое время ковырялась в тарелке, и Дубов наконец не выдержали спросил:

— Вам не понравилось наше фирменное блюдо?