Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже все без исключения кричат: «Брось черта и беги!» А они, упрямые негодники, знают: «Это – коза. Коза, и всё тут!»
Сила их духа столь велика, их связь с космической правотой столь непосредственна, что не существует равновеликой земной силы, логики, не хватит и миллионов противостоящих гению людей, которые могли бы по колебать уверенность гения в своей правоте.
Но откуда взялось так много мошенников?
Ведь вначале их – всего только три. У них был свой интерес – завладеть козой, а для этого – обмануть одного-единственного, ее владельца. Давайте же пофантазируем в продолжение этой истории. Ограбленный владелец козы вернулся в деревню без козы и рассказал односельчанам свою историю. Историю о том, как ему в городе на рынке вместо козы всучили черта. Сельчане поверили.
Не могли не поверить, ибо знали рассказчика как непьющего, рассуди тельного человека. Знали и чего ему стоило собрать деньги на козу. Жители этой деревни рассказали жителям деревни соседней. Жители соседней деревни тоже поверили – ведь все говорят. Затем началась геометрическая прогрессия.
И вот уже миллионы людей знают о черте вместо козы. Но невдомек им, этим миллионам, что за всеми этими обвальными слухами – три (!) мошенника и их мошеннический интерес. Многие мнения формируются подобным образом. И когда мы приходим в этот мир, с его «мошенниками», слухами, подделками, условностями, то на нас обрушивается лавина информации, якобы проверенной и официально признанной. Нам предлагают не сомневаться, а принять все за чистую монету. Но я хочу привести здесь один безобидный пример. Им я пользовался без малого тридцать лет в своих выступлениях.
Он как раз о том, что можно узнать и почувствовать, если опровергнуть лишь одну маленькую неточность в одной маленькой басне Ивана Андреевича Крылова.
Пренебречь предварительной установкой. Помните его басню «Ларчик»?
О том, как привезли ларец с секретом и никак не могли открыть.
И даже сам «механики мудрец» не нашел секрета. «И, как открыть его, никак не догадался». И вдруг последняя строчка басни звучит так: «А ларчик просто открывался».
Помню, когда впервые прочел басню, то даже рассердился на Ивана Андреевича: почему басню не закончил? Такой толстый, ленивый был. Недостает ведь одной строчки! Нужно было написать, скажем, так:
А ларчик просто открывался,
Секретов нет – простой крючок.
И вдруг понял: Крылов закончил басню!
А дело-то все только в том, что кто-то когда-то неправильно прочел последнюю строчку. А вслед за ним это сделали все.
Все говорят (даже в пословицу вошло):
А ларчик просто открывался.
А если правильно прочесть, то будет:
А ларчик просто открывался (!!!).
Крышку нужно было поднять!!! Ибо не было замка.
Просто открывался ларчик (а не просто открывался)!!!
Осмелюсь высказать одну очень нескромную мысль. Я пишу эту книгу в надежде, что для кого-то из читателей она может стать катализатором настоящего созидания или восприятия и, как условие, возможного пересмотра некоторых жизненных принципов, взглядов и представлений.
Почему беру на себя смелость утверждать подобное?
За годы выступлений я встретил больше миллиона слушателей. Около трех процентов из них написали письма…
Вот их-то, этих писем, содержание и заставляет меня верить в некоторые весьма серьезные возможности мыслей, слов, чувств, встреч.
Мне хотелось бы успеть поговорить с максимальным количеством людей, но, увы, чисто физически это сделать невозможно. Книга – куда более реальная возможность встретить огромное количество людей.
И не только в пространстве, но и во времени. (Здесь я исхожу из знания о том, что
НАПИСАННОЕ ОСТАЕТСЯ.)
Глава 8. «Сейчас даже страшно подумать…»
Семнадцать лет
Я рассказал о судьбе только одной девочки из нашей двухнедельной эпопеи в небольшом скандинавском городе.
Но вы, возможно, помните «вождя», на которого мне указала педагог с предложением понравиться ему, чтобы понравиться другим. В вальдорфских гимназиях есть еще одна традиция: после окончания двухнедельного периода «погружения» в предмет каждый из участников должен написать работу на одну из волнующих его тем, касающихся предмета.
Я тогда предложил всем написать по письму кому-либо из реальных или вымышленных корреспондентов. Это письмо может быть в любом стиле, правда, с учетом особенностей того, кому вы пишете. Например: письмо дедушке, письмо другу, письмо любимой. Единственное условие, которое необходимо соблюсти, – часть письма должна обсуждать наш двухнедельный период погружения в музыку и культуру. Эти письма сейчас передо мной. Каждое из них – моя особая радость. Ну как не порадоваться, например, такому:
«Здравствуй, дорогой дедушка!
Пишу тебе для того, чтобы сообщить, что я тебя очень люблю и не дождусь нашей встречи.
А в нашем с тобой споре о современности ты был прав. Я слушала Баха и поняла, что его музыка – это теория относительности Эйнштейна. Только ты не сумел убедить меня тогда. Ты просто говорил, что нужно и что не нужно, что хорошо и что плохо. А я сопротивлялась. Потому что, думала я, ты – из другого поколения и навязываешь мне свои старые взгляды и вкусы.
Теперь я поняла, что разница в поколениях ощущается только в массовой культуре. Она – своя у каждого поколения.
Но вот что касается великой культуры, то возраста нет. Потому что великая культура связана не со временем, а с Пространством. Пространство же у нас с тобой одно: мы живем в одной Вселенной, в одной и той же Вечности. У нас все тот же страх смерти и попытка веры в бессмертие».
А вот письмо «вождя». Он – человек непредсказуемый и выбрал себе адресата весьма нетрадиционного:
«Здравствуй, Бог!
Я осведомлен, что это Ты вдохновляешь гениев на созидание.
Но у меня возникает один очень щекотливый вопрос:
Когда Ты направляешь земным гениям свои мелодии, попадают ли они непосредственно к ним? Или по пути проходят корректировку дьявола?
Ибо в музыке я наблюдаю не только Гармонию Вселенной, но и немало дьявольских шуток.
Возьмем такое безобидное произведение как “Времена года” Антонио Вивальди. Там, среди пасторальных созвучий, – звуки испуганного пастушка, он и плачет, и жалуется.
А в концерте “Осень” главными героями выступают пьяницы. Их так много и они ведут себя настолько по-разному, что я осмелился бы назвать эту музыку своего рода “энциклопедией поведения пьяных”. Не является ли эта музыка своего рода дьявольскими играми, ибо Ты, как я осмелюсь предположить, не должен бы с таким упоением, добрым