* * *

Оставшаяся часть игры прошла под знаком победы Джастина. У кого бы ни был мяч, ему удавалось сбить этого игрока с ног. Кроме того, теперь Джастин перемещался по полю еще быстрее, потому что использовал ментальную, а не физическую силу, выполняя каждый проход.

Джастин всегда контролировал игру, но так он себя не чувствовал еще никогда. Его атаки обычно исходили из самой глубины гнева, скопившегося в его душе, когда же игрок противника падал на землю, он чувствовал спокойствие лишь на секунду, а потом ярость возвращалась снова. Почти каждая игра кончалась тем, что остальные игроки собирались вокруг него, но он никогда не наслаждался этим. Когда ты все время зол, даже радость победы кажется полным дерьмом.

Но этот раз, когда время матча истекло и на табло зажегся финальный счет 45:7 в пользу «Бульдогов», он не смог скрыть широкой улыбки. Он не собирался запарывать игру, которую будет смотреть скаут из штата Флорида. И он не собирался использовать антидот или выходить из дела.

Все случилось одновременно: толпа, бросающаяся на поле, холодный как лед Gatorade, который льют ему на голову, а вот он взлетает вверх, когда фанаты поднимают его на плечи, и чувствует медвежьи объятия тренера Брандта. Джастин попытался освободиться от всего этого, потому что хотел увидеть только одного человека. И надеялся, что Гэбби еще не ушла.

Джастин проталкивался через заполненное людьми поле, а по пути незнакомые люди протягивали ему руки или хлопали по спине. Ему показалось, что он увидел ее на краю поля, и он двинулся в том направлении, но тут перед ним возник Хинди.

– Диаз! Ты сегодня был в ударе! – завопил он. – Нам нужно отпраздновать, приятель!

Джастин только кивнул, глядя ему за спину, туда, где ему померещилась Гэбби. Хинди еще что-то говорил, когда Джастин заметил ее снова и почти что отпихнул приятеля с дороги. Она стояла рядом с Сабриной у скамейки «Бульдогов», вытянув шею – может, тоже высматривала его. Он почувствовал острое желание раскидать всех этих людей со своего пути с помощью теликинеза, чтобы побыстрее добраться до нее, но вместо этого он стал проталкиваться через толпу, пока наконец не подошел к ней.

Гэбби повеселела, когда увидела его.

– Джастин! Великолепная…

Наверное, она хотела сказать «игра», но Джастин не стал дожидаться. Вместо этого он взял ее за руку, притянул к себе и поцеловал.

Тем же вечером Зи поспешно спускалась по задней лестнице своего дома, направляясь на кухню. Она получила сообщение от Гэбби о новом видении, насчет Лили и могилы ее дочери, и несколько часов спустя это по-прежнему ее беспокоило.

Обычно вся группа несколько раз за день обменивалась сообщениями. Иногда переписка была смешной, как, например, тогда, когда Сабрина больше часа убеждала их, что Тупак попросил ее раскрыть его убийство. Иногда содержала просьбы о помощи, например, когда Джастин попросил Зи подслушать вопросы к тесту по английской литературе на следующей неделе. А иногда действительно касалась расследования – вот, например, о дочери Лили.

Почему Патриция сочла, что «пропащим» не нужно о ней знать? Совершенно невозможно, чтобы Нэш и Патриция решили, будто это неважно для расследования. Что если Лили ходила в группу поддержки для родителей, потерявших детей, и именно там Девон выследил ее? Что еще Патриция и Нэш скрывали от них? Как они должны работать над делом, если их держат в неведении?

Зи знала, что склонна видеть в событиях больше скрытого смысла, чем другие. Когда ей было четыре года, ее первый психиатр сказал родителям, что у нее проблемы с доверием к властным фигурам, – и потом это повторял каждый следующий психиатр. Но Зи никогда не видела в этом проблемы. Ведь это же совершенно правильно – подвергать сомнению авторитет людей, которым ты должна доверять только потому, что они старше. Ее парализующая депрессия, может, и рассеялась под воздействием сыворотки, но она по-прежнему считала, что доверие нужно заслужить. А Патриция и Нэш еще не заслужили его…

Зи готова была признать, что поступила неправильно, предложив самостоятельно пойти в квартиру Девона, но видение Гэбби о кладбище стало убедительным подтверждением того, что Патриция соврала им. Почему это беспокоило только Зи? Все пятеро постоянно перекидывались сообщениями после того, как Гэбби написала им о своем видении, и общее мнение (за исключением Зи) было таково, что у Патриции могут быть важные причины, по которым она не упомянула о дочери Лили. Джастин даже написал перед своим матчем: «Зи, не превращай это в квартиру Девона 2». Лишь Эндрю отчасти поддерживал ее, но это в основном объяснялось тем, что ему нравилось изображать «адвоката дьявола» – однажды он сказал им, что так он упражняет свой суперум. Самое большее, что она могла сделать, – убедить их поднять этот вопрос на завтрашней встрече в «Цитологии».

В животе у Зи заурчало, и не обратить на это внимания было невозможно. Когда она дошла до конца лестницы, внизу уже стоял Скотт, а из кухни доносились сердитые голоса родителей.

– Что ты делаешь? – спросила Зи.

– Тсс, – ответил он. – Я пытаюсь подслушать, как долго будет продолжаться эта схватка, чтобы потом попросить у папы ключи от «бентли». Если он будет не в духе, может и отказать.

Зи не стала утруждать себя и спрашивать Скотта о том, почему его «порше кайенн» не подойдет для сегодняшнего вечера. Она предположила, что он хочет произвести впечатление на девушку.

– Но я лишь говорю, что это незаконно! – воскликнула Николь.

– Что незаконно? – шепотом спросила Зи у Скотта.

– Она постоянно видит, как какой-то человек то проезжает мимо, то сидит в своем фургоне прямо рядом с домом. Она думает, это один из репортеров в поисках новой точки зрения на дело.

Неудивительно, что ее мать на взводе. В ту секунду, когда отец Зи оказался в списке главных подозреваемых по делу Лили Карпентер, Николь восприняла это как угрозу ее социальному статусу. Первое, о чем она спросила Стивена, – не собирается ли полиция заморозить их счета или закрыть их черную карту American Express[23].

Зи никогда и никому в этом не призналась бы, но когда она впервые услышала об убийстве, ей показалось, что отец и правда может быть с этим связан, если учитывать ту громкую ссору, которая произошла между ним и Лили в день перед убийством. Все остальные жители того района, где Стивен планировал снести дома, чтобы построить свой новый жилой комплекс, без особого сопротивления приняли предложенную им щедрую плату за выкуп земли. Но Лили отказалась продавать свою хижину. Несколько рабочих со стройки сообщили в своих заявлениях в полицию, что Лили сказала, будто продаст хижину «только через свой труп», а Стивен сердито ответил: «Не искушайте меня».

Ничто не сердило его так сильно, как люди, встававшие на пути к заключению перспективной сделки. Зи не думала, что он способен на пытки и убийство, но она не отказала бы ему в способности нанять кого-то, кто это сделает. Теперь, когда она знала, что убийство Лили было связано с сывороткой, а не с землей, на которой та жила, она почувствовала приступ угрызений совести за свои прошлые подозрения.