Греция в политических делах Рима. Она долго довольствовалась своим руководством в делах духовных, снабжая Рим грамматиками и художниками; с воцарения Адриана она открыто завладевает тем, что, по-видимому, было ей до тех пор запрещено, что народ-победитель оставил только за собою: Греция прокрадывается в войско, захватывает места в Сенате, она управляет провинциями. Среди полководцев этого времени мы встречаем имена Арриана и Ксенофонта. Понятно, что все это очень льстило грекам. Благодарность их не знала границ и, согласно их обычаю, выразилась в низкой угодливости. В наиболее значительных городах они воздвигли великолепные храмы в честь «нового Юпитера, бога олимпийского», и недостойный любимец императора, Антиной, бывший также греком, удостоился всюду, после своей смерти, самых невероятных почестей; одинаково понятно после этого, что потомки истинных римлян не могли быть не возмущены. Быть может, скажут, что они были неправы, что в поведении Адриана не было ничего, что могло бы удивлять, что противоречило бы учреждениям и духу империи. Раз империя призвала провинции к участию в верховной власти, должен был когда-нибудь прийти черед Греции и Востока, и уже не должно было казаться удивительным видеть при испанских императорах греческих полководцев или проконсулов. Есть, однако, разница; в то время как жители западных провинций, допущенные Римом к занятию мест в его войске и к исполнению общественных должностей, усваивали язык и обычаи своей новой родины, проникались ее духом и старыми правилами, делались открыто римлянами, греки оставались греками. Ничто никогда не могло сломить эту столь же изворотливую, сколь и стойкую, расу, перенесшую, ни в чем себе не изменив, римское владычество и пережившую его. В самой своей угодливости она сохраняла свою надменность; она льстила варварам и презирала их. Поэтому ей нетрудно было оградить себя от подражания их обычаям и от смешения с ними. Думается, что ни один грек не стал никогда вполне римлянином, и наоборот, многие римляне сделались вполне греками. Мы видим во времена того же Адриана галла Фаворина, родом из Арля, и итальянца Эмона, родом из Пренесты, которые забыли свой родной язык и усвоили язык греков. Что такой захват чужестранцев оскорблял римлян старого закала, в этом нет ничего удивительного. Они были вполне правы, думая, что Рим от этого только много терял. Различные народы, входившие в состав единой Римской империи, приносили ей свои национальные качества и тем ее обновляли; греки сообщали ей лишь свои недостатки. Поощряя владычество над Римом чуждого духа, Адриан во всяком случае погрешал против осторожности; сам того не сознавая, он работал над внедрением начал Восточной империи.

Таков был с его странным смешением достоинств и недостатков этот полуримский и полугреческий император, творец, а может быть, даже и строитель виллы в Тибуре. Нам остается узнать, что дало ему повод ее построить. Историки говорят нам, что во всяком случае большая ее часть была построена им благодаря его путешествиям и чтобы сохранить память о них. Известно, что Адриан крайне мало жил в своей столице и что почти все время своего царствования он провел в разъездах по своей обширной империи. Ничто так не поражало современников, как эта деятельная жизнь и эти бесконечные поездки. Народ, видевший его постоянные разъезды, сохранил о нем воспоминание как о неутомимом путешественнике, непрестанно странствовавшем от одного края земли до другого. «Никогда не было царя, – говорит его биограф, – который бы в такое короткое время посетил столько различных стран».

И это не потому, чтобы путешествия были так редки в те времена, как это обыкновенно думают. В древности так же мало любили сидеть на месте, как и в наши дни: Сенека был даже до такой степени поражен этой потребностью в движении и возбуждении, которая мучит людей, что сделал попытку дать тому философское объяснение. Он относит ее происхождение к божественному началу, скрытому в нас и полученному нами с неба и светил небесных: «Такова природа небесного явления быть всегда в движении!» С тех пор, что империя дала людям мир, путешествия, став более безопасными, стали и более частыми. Эти узкие шоссе, надежно вымощенные широкими плитами, ведшие во все стороны от Рима до другого края света, служили дорогой для повозок, для всадников и пешеходов. Тут можно встретить людей всех состояний, начиная от подобных Горацию всадников на жалком муле, короткохвостом и тяжелоногом, и кончая важными господами, восседавшими, развалившись в своих удобных носилках, где можно было читать, писать, спать или играть в кости, и которые отправляли вперед себя гонцов, в то время как следом за ними двигалось целое шествие рабов и клиентов. Всем этим людям было легче пускаться в путь, чем мы можем это предполагать. Императорская почта была только что учреждена: она доставляла лицам, снабженным императорским разрешением, лошадей и повозки, делавшие более 8 километров в час. На самом деле эти разрешения предназначались для чиновников или государственных гонцов. Кажется несколько удивительным, что такому практичному народу, сразу видевшему пользу всякой вещи, не пришло на мысль разрешить частным лицам пользоваться, за известную плату, официальной почтой, что способствовало бы большей быстроте сообщений и ближе соединило бы между собою различные части империи; но возможно, что власть стояла за свою привилегию и что побоялись уменьшить тем ее прерогативы. За отсутствием почтового сообщения частные лица доставляли желавшим довольно удобные способы для путешествий. У ворот города подле гостиниц, имевших в виде вывесок, как и теперь, петуха, орла или журавля и старавшихся заманить приезжих всевозможными лестными обещаниями, было легко найти наемные повозки всех видов, раздобыть лошадь или мула, стоило только обратиться к богатым товариществам (collegia jumentariorum), которые всегда их имели к услугам публики. На этих лошадях и с этими повозками можно было быстро ехать, если того хотелось. Светоний рассказывает нам, что Цезарь сделал таким образом до 100 миль (150 километров) в день. Но обыкновенно так не торопились. Ехали не спеша, останавливались в хороших местах; когда чувствовали усталость, отдыхали и вдосталь любовались природой. Это был тот же способ, каким туристы, еще несколько лет тому назад, объезжали Италию; многие думают, что нет способа более приятного, и жалеют, что он вышел из употребления.

Не было недостатка в причинах путешествий в первый век империи. Многие из путников, встречавшихся на больших дорогах, были должностные лица, отправлявшиеся в дальние провинции, чтобы управлять ими. Рим покорил мир, ему надо было им управлять. Он отправлял всюду своих проконсулов и пропреторов, бравших с собою своих наместников, квесторов, секретарей, педелей (служащие в суде и исполнявшие распоряжения судей. – Примеч. ред.), своих вольноотпущенников и рабов, целую толпу