Medicaid, ключевого механизма расширения доступности медицинской помощи. Тем не менее к середине 2018 года инициативы по расширению Medicaid были включены в бюллетени для голосования в темно-красных штатах Юта, Небраска и Айдахо. Они были одобрены во всех трех. Канзас и Висконсин избрали новых губернаторов-демократов, пообещавших отвергнутое их предшественниками расширение Medicaid. Это произошло не потому, что избиратели стали демократами, они продолжали голосовать за республиканских конгрессменов и сенаторов, часто с очень консервативными взглядами. Но в вопросе о здравоохранении многие, похоже, решили проигнорировать предупреждения республиканского истеблишмента и следовать своему пониманию того, что для них будет хорошо. Экономика перетрампила Трампа.

Все это связано с третьим следствием. Тот факт, что избиратели ставят во главу угла расу, этническую принадлежность или религию, или даже выражение расистских взглядов, вовсе не означает, что они относятся к ним с большой страстью. Избиратели понимают, что политические лидеры предпочитают разыгрывать этническую или расовую карту, когда это им удобно. Одна из причин, по которой они все еще голосуют за этих политиканов, заключается в том, что они глубоко цинично относятся к политической системе, убедив себя, что все политики более или менее похожи. Учитывая это, они предпочтут проголосовать за парня, который выглядит и говорит, как они. Другими словами, основанное на этничности или нетерпимости голосование часто просто является выражением безразличия. Но это означает, что можно удивительно легко убедить их изменить свое мнение, если продемонстрировать, что поставлено на карту на этих выборах. В 2007 году в Уттар-Прадеш, индийском штате, известном своей кастовой политикой, Абхиджиту и его коллегам удалось заставить 10 % избирателей отказаться голосовать за свою кастовую партию, всего лишь с помощью песенок, кукольных представлений и уличного театра, которые несли простое послание – «Голосуйте за развитие, а не за касту»[288].

Все это приводит нас к последнему и, возможно, самому важному пункту. Как ни парадоксально, наиболее эффективный способ борьбы с предрассудками, скорее всего, не должен напрямую затрагивать взгляды людей. Вместо этого, усилия могут быть направлены на то, чтобы убедить граждан в целесообразности их участия в решении других политических вопросов. Лидеры, которые обещают им очень многое и даже делают грандиозные жесты в этом направлении, на самом деле могут дать немногим больше самих жестов, отчасти потому, что сделать что-то большее нелегко. Другими словами, мы должны восстановить доверие к общественной дискуссии о политике и доказать, что она состоит не только из громких слов, произносимых для оправдания отсутствия реальных дел. И, конечно, мы должны постараться сделать все возможное, чтобы смягчить гнев и чувство обездоленности, испытываемые столь многими, признав, что решение не будет ни легким, ни быстрым.

В этом, как мы объяснили в первой главе, и состоит задача этой книги. Мы начали с наиболее известных и понятных вопросов, иммиграции и торговли. Даже на эти вопросы экономисты очень склонны давать категорические ответы («иммиграция – это хорошо», «свободная торговля – еще лучше»), не сопровождая их подробными объяснениями и необходимыми оговорками, что значительно подрывает доверие. Теперь мы обратимся к гораздо более спорным вопросам, даже среди экономистов – будущему экономического роста, причинам неравенства и проблемам изменения климата.

Мы попытаемся точно так же демистифицировать эти темы, признавая при этом, что то, что мы можем сказать, иногда исходит из более абстрактной аргументации, чем представленная нами до сих пор, и несколько менее основано на доказательствах. Эти вопросы тем не менее настолько важны для нашего представления о будущем (и настоящем), что при поиске путей улучшения экономической политики их никак не обойти.

Во всем этом решающую роль играют предпочтения. Очевидно, что невозможно говорить о росте, неравенстве и окружающей среде, не думая о потребностях и желаниях, а следовательно, и о предпочтениях. Мы видели, что желания могут не быть потребностями – иногда люди оценивают вино исходя из своего номера социального страхования, а не из удовольствия от его потребления – и потребности могут не быть желаниями – является ли телевизор потребностью или желанием? Конечно, в следующих главах эти вопросы будут занимать центральное место, неявно, а иногда и явно, выражаясь в аргументах, которые мы будем приводить, и в том видении мира, которое мы будем проецировать.

Глава 5

Конец эпохи роста?

Экономический рост завершился 16 октября 1973 года, или около этой даты, и никогда уже не вернется – таков удивительно безапелляционный вердикт книги Роберта Гордона[289].

В тот день страны – члены ОПЕК объявили эмбарго на поставки нефти. К моменту отмены эмбарго в марте 1974 года цена нефти выросла в четыре раза. К тому времени мировая экономика все сильнее зависела от нефти и возникновение дефицита сырьевых ресурсов приводило к росту цен. Богатые западные страны вступили в печальное десятилетие «стагфляции» (экономической стагнации, сопровождаемой инфляцией). Предполагалось, что период медленных темпов экономического роста сойдет на нет, но он до сих пор с нами.

Все это происходило в том мире, где жизнь большинства граждан богатых стран проходила в ожидании бесконечного и постоянного роста благосостояния, а политические лидеры привыкли измерять свой успех, руководствуясь только одним критерием – темпами роста валового внутреннего продукта (ВВП) страны. По большому счету, мы до сих пор живем в этом мире и в определенном смысле по-прежнему обсуждаем те поворотные события 1970-х годов. Что пошло не так? Заключалась ли ошибка в проводимой политике? Можем ли мы добиться того, чтобы рост вернулся, а затем не прекращался? На какую волшебную кнопку нужно нажать? У Китая иммунитет к этому замедлению?

Экономисты приложили огромные усилия, чтобы ответить на эти вопросы. Было издано бесчисленное количество книг и опубликовано множество статей. Было присуждено много Нобелевских премий. Что же в итоге можно с уверенностью сказать о том, как заставить быстрее расти экономики богатых стран? Или сам факт того, что было так много написано, является сигналом, что на самом деле мы понятия не имеем? И вообще, стоит ли беспокоиться?

СЛАВНОЕ ТРИДЦАТИЛЕТИЕ

В течение тридцати с небольшим лет, отделяющих окончание Второй мировой войны от кризиса с ОПЕК, в странах Западной Европы, Соединенных Штатах и Канаде наблюдались такие высокие темпы экономического роста, как никогда ранее в истории.

В период между 1870 и 1929 годами, ВВП на душу населения в Соединенных Штатах рос с невиданной скоростью в 1,76 % в год. За четыре года после 1929 года ВВП на душу населения упал на катастрофические 20 % – этот период не зря называется Великой депрессией, – однако достаточно быстро восстановился. Среднегодовые темпы роста в период с 1929 по 1950 год фактически были несколько выше, чем в предыдущий период. Однако между 1950 и 1973 годами годовые темпы роста увеличились до 2,5 %[290]. Между темпами роста в 1,76 % и 2,5 % гораздо более существенная разница, чем может показаться. Если темпы роста составляют 1,76 % в год, то ВВП на душу населения удвоится через 40 лет, а если темпы роста составляют 2,5 %