Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я понимаю, — Торп коротко кивает головой в знак согласия и подозрительно щурит насыщенно-зелёные глаза. — Давай заключим сделку. Сейчас я уберу пистолет, а ты не выкинешь никакой несусветной дичи. Не будешь верещать и не попытаешься сбежать.
Аддамс презрительно фыркает.
Кратковременный липкий страх понемногу отступает, и в голове включается голос рационального мышления — как только он опустит пушку, у неё появится крохотный шанс успеть добежать до двери.
Один из ста, но лучше что-то, чем ничего.
Минуту назад у неё не было и этого.
Поэтому она дерзко вздергивает подбородок и с наигранной покорностью медленно поднимает вверх обе руки с раскрытыми ладонями.
— Договорились, — чеканит Уэнсдэй безэмоциональным голосом, стараясь не смотреть в сторону коридора, чтобы ничем не выдать своих намерений. Ещё никогда в жизни она не была так рада своему железобетонному самообладанию, позволяющему держать лицо даже в самых критических ситуациях.
— Вынужден отдать должное. Ты хорошо блефуешь, Аддамс, — его губы трогает тень коронной кривоватой усмешки. — Но я тебе не верю. Прежде чем ты рванёшь к двери как ошпаренная и попытаешься вызвать полицию, попробуй сложить дважды два.
— О чём ты? — этот вопрос вырывается у неё против воли.
Oh merda, зачем она вообще продолжает этот странный разговор?
Вероятнее всего, чёртов Ксавье просто пытается сбить её с толку. Испытывает от её замешательства извращённое удовольствие. Хочет сыграть в кошки-мышки с будущей жертвой. Вдоволь насладиться неторопливым процессом мучительной расправы, прежде чем отправить её на тот свет окончательно.
Или нет? О чём идёт речь?
Что за ересь он несёт?
С какой стати ему вообще приспичило вести с ней такой длительный диалог?
Но минимальная польза в его внезапном желании поговорить всё-таки есть — мерзкое парализующее чувство страха окончательно отступает, и шестерёнки в голове Аддамс начинают вращаться с бешеной скоростью, прикидывая возможные пути отхода.
— Ты же умная девочка, Аддамс, — Торп иронично усмехается. Его правая рука с зажатым в ней пистолетом немного опускается вниз, но он продолжает держать Уэнсдэй на прицеле, не позволяя претворить в жизнь дерзкую попытку побега. — Не успела подумать, каким образом я узнал, что ты будешь здесь?
— Это и так ясно. Ты за мной следил, — она поводит плечами с наигранной небрежностью, хотя в крови бушует адреналиновый шторм, а сердце лихорадочно колотится о рёбра. — Ты догадался, что рано или поздно я обращусь в полицию и караулил меня возле участка.
— Чёрт, Аддамс… Я бы поаплодировал тебе, да только руки заняты, уж извини, — фальшивый профессор откровенно насмехается над ней.
Несмотря на прямую угрозу в виде направленного на неё пистолета, Уэнсдэй неизбежно начинает злиться. Ледяная ярость струится по артериям, затапливает грудную клетку изнутри, отравляет разум — она окончательно перестаёт понимать происходящее, и это неимоверно бесит.
К чему он вообще клонит?
Зачем все эти шарады?
— Потрясающе, — его плечи заметно подрагивают в приступе беззвучного смеха. — Потрясающая способность выдумывать теории и находить для них якобы неоспоримые доказательства. Нет, серьёзно… Я впечатлён. Тебе бы романы писать. Ах да, ты же и так их пишешь. Не пробовала издаваться, кстати?
— Шериф Галпин с тобой заодно? — Аддамс озвучивает первую пришедшую на ум мысль, лишь бы оборвать этот раздражающий поток сарказма. Но неожиданная догадка кажется вполне логичной, и она решает попробовать развить разговор в нужном направлении, чтобы потянуть время. Может, тогда Торп ослабит бдительность, и ей удастся улизнуть. — Именно поэтому он замял дело Клеманс и не принял заявление от Дивины. Но зачем ему это? Ты ему платишь? Или угрожаешь?
— Ладно, чёрт с тобой. Я больше не могу слушать твою занимательную бредятину, — Торп небрежно отмахивается от неё, словно отгоняет назойливое жужжащее насекомое.
А мгновением позже вдруг опускает пистолет.
Вот и долгожданный шанс. Уэнсдэй одним стремительным движением бросается в сторону коридора — все мышцы инстинктивно напрягаются, словно готовясь к худшему. Сейчас раздастся звук выстрела, и пуля вонзится ей в спину между четвёртым и пятым ребром. Или Торп просто догонит её и задушит голыми руками…
Но единственное, что летит ей вслед — короткая фраза, разом заставившая замереть на полпути к спасительному выходу из дома.
— Я частный детектив.
Аддамс останавливается как вкопанная, словно внутри разом выключили рубильник, отвечающий за способность конечностей к передвижению. И хотя все инстинкты самосохранения истошно вопят, что отсюда нужно немедленно убираться — этот человек опасен, он направил на неё оружие, а до этого он выстрелил всего в паре сантиметров от её головы — она больше не может сдвинуться с места. Идеально сложенный в мозгу пазл разлетается на тысячу мелких деталей, которые больше не состыковываются друг с другом.
Уэнсдэй не спешит поворачиваться. Несколько раз делает глубокий вдох и выдох, несколько раз растерянно моргает, сжимает руки в кулаки с такой силой, что заострённые уголки коротких ногтей впиваются в ладони. И оборачивается к снисходительно ухмыляющемуся Торпу лишь спустя пару минут, ушедших на осознание услышанного.
— Повтори, — требовательно заявляет она, смерив его хирургически пристальным взглядом исподлобья и всё ещё не понимая, стоит ли ему верить или это очередная умелая ложь.
— Я не профессор. И не маньяк. Я частный детектив, — произносит Ксавье так размеренно и обстоятельно, будто разговаривает с умственно отсталым человеком. — Ты путалась у меня под ногами, желая докопаться до правды, так? Вот тебе правда. Я работаю на себя, но сотрудничаю с полицией, поэтому после твоего визита шериф позвонил мне и сказал, что одна заноза в заднице основательно под меня копает. Было совсем нетрудно догадаться, каким будет твой следующий шаг.
Oh merda.
Она чувствует себя так, словно из груди одним мощным ударом вышибли весь воздух. Тотальный шок от осознания собственной ошибки парализует мыслительный процесс.
В голове никак не укладывается понимание, что все эти недели она шла по ложному следу.
Во рту становится нестерпимо сухо, приходится прокашляться, чтобы снова обрести способность нормально говорить — но говорить продолжает Торп. С чувством, с толком, с расстановкой. Словно он репетировал этот откровенный монолог не единожды.
— В Гарвард я устроился для прикрытия, чтобы узнать больше подробностей, — невозмутимо сообщает фальшивый профессор, убирая пистолет за спину и одёргивая тщательно отглаженный джемпер. — Свидетели далеко не всегда откровенничают с полицией, но по пьяни способны выболтать что угодно.
— Как тебя взяли? — на автомате спрашивает Аддамс севшим от напряжения голосом. Но догадывается обо всём раньше, чем Ксавье успевает ответить. — Руководство университета тоже в
