– Угу, – кивнула я.

– Прямо сейчас, ночью?

– Угу!

– Ночью, – повторила наша великая писательница, откидываясь на подушку.

Лицо у нее сделалось задумчивое, отрешенное, как в те моменты, когда мамуля сочиняет новое произведение. Я посмотрела на нее с надеждой: кто сможет придумать лучший сценарий ночного проникновения в морг, чем автор литературных ужастиков?

Сам по себе больничный морг меня не интересовал нисколько, мне просто хотелось увидеть «грибника» Солонцова, который насмерть отравился поганками. Если это Валера из аэропорта, я смогу немного успокоиться: возможно, кроме нас с ним, маринованную отраву никто не ел. Хотя на закономерный вопрос, где же он взял эти самые поганки, покойник все равно не ответит.

– А зачем тебе в морг? – спросила мамуля.

Так я и знала, что она не станет мне помогать, пока не выяснит, что к чему! Она у нас любопытна, как сорока. Одно слово – писательница!

– Сегодня ночью в эту больницу привезли еще одного человека с отравлением грибами, – ответила я. – Он умер, и я хочу на него взглянуть.

– Зачем это?

– Затем, чтобы узнать, не тот ли это парень, который угощал поганками меня! Он принес маринованные грибочки из салат-бара. То есть он так сказал. А в бистро утверждают, что грибов у них не держат. А я не знаю, что думать!

– То ли тот парень хотел отравить тебя, то ли сам надумал отравиться в приятной компании? – подсказала мамуля.

– Что-то в этом роде.

– Понимаешь, Дюша, – она снова завозилась в постели. – Сложность в том, что в заведения такого рода свободного доступа нет даже днем, а уж ночью туда может войти только кто-то из своих.

– Например? – спросила я, догадываясь, что мамуля уже придумала мне подходящую роль.

– Например, смерть с косой! – легко ответила наша фантазерка.

Теперь уже я поперхнулась и закашлялась.

– Дюша, это будет очень эффектно! – Мамуля преисполнилась энтузиазма. – Сейчас мы тебя экипируем!

Все, необходимое для того, чтобы превратить молодую цветущую девушку в жуткий призрак, нашлось прямо в палате. Первым делом художница по костюмам заставила меня напялить казенную ночнушку – длинную до пят хламиду из жидкой желтоватой бязи. Она была мне слишком широка, зато в складках на животе превосходным образом спряталась ледяная бутыль минералки, извлеченная мной из морозилки холодильника. Водичка, наверное, принадлежала бабке, у которой мы позаимствовали еще один аксессуар – клюку. Мамуля мастерски обмотала кривую ручку палки серебряной фольгой от шоколадки (тоже бабкиной), и получилось подобие косы.

– Облегченный женский вариант, – сказала мама, полюбовавшись своим рукоделием.

Возложенная на мое бязевое плечо, миниатюрная коса выглядела достаточно грозно.

– Теперь грим! – постановила мамуля. – Поищи-ка у бабки на тумбочке, я видела там пакет с картофельным крахмалом.

Пригоршня крахмала придала моей физиономии пугающую бледность.

– Жаль, у тебя короткая стрижка, длинные волосы смотрелись бы гораздо эффектнее! – посетовала выдумщица костюмов, щедро посыпая мою голову белым порошком.

– А если капюшон надеть?

Я вытряхнула из наволочки плоскую, как блин, подушку и из освободившейся постельной принадлежности ловко соорудила себе белый, в тон общей маскировки, монашеский клобук.

– Так уже совсем хорошо! – одобрила мамуля.

– Стра-ашно-о? – загробным голосом с завыванием поинтересовалась я, грозно воздев свою бутафорскую косу.

В этот момент зазвенел мой мобильник, и это было так неожиданно, что я сама испугалась. Мамуля охнула и упала в подушки.

– Да, алло? – зашептала я в трубку.

– Серега, привет! – вальяжно и даже кокетливо промурлыкал мне в ухо родной брат.

– Спятил, что ли? – рассердилась я. – Какой я тебе Серега?! Чего звонишь среди ночи?

– Я так и знал, что ты не спишь, Серега! – Братец был абсолютно невозмутим. – Помнишь, ты спрашивал у меня про пижаму?

– Какая пижама?!

– Ночная! – с нажимом сказал Зяма.

Тут я призадумалась. Братец упорно называет меня Серегой и изъясняется загадками. Что бы это значило?

– Ты хочешь сообщить мне что-то важное, но не можешь говорить прямо? – спросила я.

– Молодец, Серега, соображаешь! – похвалил меня брат.

– Это как-то связано с ночными гостями? – осенило меня. – В доме посторонние?

– Серый, ты гений! Так вот, насчет пижамы.

– Зяма, что такое пижама? Убей, не пойму! Намекни как-нибудь! – взмолилась я.

– Небесная пижама! – восхитился наш дизайнер.

– Небесная пижама, небесная пижама, – забормотала я. – Не знаю! Мамуля, дай синоним!

– К небесной пижаме? – с готовностью включилась в игру наша великая писательница. – Небесная – неземная, райская. Ночнушка, пеньюар, спальный комплект…

– Райская ночнушка? Ночной клуб! – догадалась я. – Небесная пижама – это ночной клуб «Райский птах»!

Точно, когда я звонила Зяме, чтобы узнать адрес этого заведения, он тоже конспиративно называл меня Серегой!

– Все правильно, но лучше бы ты эту пижаму не покупал, Серый! – посетовал брат.

– Не надо было ходить в клуб? – перевела я. – А почему? Что случилось? У меня из-за этого какие-то неприятности?

– Да.

– Это связано с теми гостями, которые сейчас пришли к вам с папулей? Они по мою душу?

– Размер точно твой.

– А кто они такие?

– Фасон такой же, как у Дэна.

– Дэн – это Денис Кулебякин? – смекнула я.

– А этот сине-голубой цвет мне совсем не нравится, он какой-то казенный! – заявил Зяма.

Пока я поняла только, что ко мне на дом среди ночи пришли сине-голубые мужики, у которых есть что-то общее с Денисом Кулебякиным. Он не голубой, значит, компанию педиков можно исключить. Синих покойников тоже. Может, это группа моих поклонников, упившихся до посинения? В казенном доме нажрались и пришли? Или синего цвета у них только одежды? У Дениса я видела только одну сине-голубую рубашку, форменную… Ой!

– Зяма! За мной, никак, менты пришли?!

– Конечно, Серега, еще увидимся! – сказал на это великий конспиратор и положил трубку.

Вот это да! Округлившимися глазами я посмотрела на замолчавший мобильник, на выжидательно затихшую мамулю, а потом на неплотно прикрытую дверь. Не отрывая взгляда от светящейся полоски вдоль косяка, я подкралась и тихонечко ее приоткрыла. Осторожно выглянув в коридор, я буквально в метре от себя увидела квадратную мужскую спину в милицейской рубашке. Мент дремал, уронив голову на руки.