— Знаешь что, — зевнув, сказал Ильмарранен, — давай-ка спать, Тилли.

Его сон был беспорядочным и неглубоким. Выплывала из мути заколотая острогой рыбина, превращалась в золотую ящерицу, укоризненно смотрела изумрудными глазами… Моргала разочарованно, но это уже не ящерица, а Тилли, чёрные пушистые ресницы, терпкий влажный взгляд… Учит Руала прыгать через кольцо, а кольцо узкое, и всё сжимается, и трудно дышать…

Потом он повернулся на другой бок и увидел море. И не просто море, а длинное, плоское побережье. И человек бродит по колено в прибое, но волны, облизывая песок, не решаются прикоснуться к его высоким сапогам — огибают, извиваются вокруг, и даже брызги не падают на мягкие голенища… Вдоль берега, навстречу ему, идут высокий поджарый мужчина и мальчишка-подросток.

Кажется, дул ветер, кажется, было весело и страшновато, и Легиар говорил юному Маррану:

— Сейчас я тебя представлю. От того, как он к тебе отнесётся, многое сейчас зависит. Я ему враг, но ты — ты не вздумай с ним поссориться. Или ты по-прежнему считаешь себя непобедимым?

Марран пританцовывал, вздымал фонтаны песка, подпрыгивал и хохотал:

— Что ты, Ларт! Ты же видишь, я и рубашку белую надел, и башмаки почистил по такому случаю… Господин Бальтазарр Эст будет мной, примерным мальчиком, весьма доволен!

Легиар хмурился:

— Ты сопляк ещё, ты щенок, недоросль, чего ты смеёшься?! Я тебя предупреждаю один раз: никаких заклинаний, превращений, цирка и балагана! Ни одного магического действия, сделай мне такой подарок! Эст и так знает о тебе слишком много…

Мальчишка состроил страшные глаза:

— Ларт, я буду скромен, как невеста. Я даже покраснеть могу. Ну, хочешь, я покраснею?!

Легиар поднимал глаза к небу, будто призывая его в свидетели. А человек в прибое всё бродил, наклонялся, подбирал круглые камушки, некоторые отбрасывал в сторону, некоторые прятал в карман, другие запускал в море. И только когда идущие приблизились вплотную, оставил своё занятие и обратил на них тяжёлый, как ледяная глыба, взгляд.

Легиар вытянул левую руку в сторону — знак перемирия. Эст помедлил и сделал то же самое. Марран безмятежно улыбнулся.

— Здравствуй, Аль, — сказал Легиар небрежно. — Ты, конечно, знаешь, что это за мальчик. Теперь я хочу тебе его официально представить — Руал Ильмарранен.

Руал хотел кокетливо присесть, но сдержался — под взглядом Эста действительно было неуютно. Он ограничился скромным кивком.

— Здравствуй, Ларт, — сказал наконец Эст. Голос его был сорван и звучал, как скрежет. — Значит, это и есть Марран.

Опрокинулась на берег очередная волна, обогнула сапоги Эста и ботфорты Легиара, а на башмаках Маррана отыгралась, промочив их доверху. Эст хмыкнул, Ларт, переглянувшись с ним, щёлкнул пальцами — прибой разом улёгся, море стало спокойным и гладким, как остывший суп в глубокой тарелке.

— Я вижу, ты вежливый мальчик, — сказал Эст презрительно. Марран снова кивнул. Эст отвернулся, сгрёб с песка горсть камушков, по очереди пустил их прыгать по зеркально гладкой воде. Последний подпрыгнул двенадцать раз, Эст кивнул Ларту и повернулся, чтобы уйти.

Марран тем временем нагнулся, подобрал один камень, чёрный, плоский, и, несильно размахнувшись, пустил в море.

Эст оглянулся — камушек утонул после шестнадцати прыжков, длинных, красивых.

Что-то неразборчиво пробормотал Легиар. Эст помедлил, достал из кармана ещё пригоршню камней и плавным, уверенным движением бросил первый, подпрыгнувший на воде двадцать один раз. Считали вслух, считали все, даже Ларт, потемневший лицом. Эст позволил себе что-то вроде улыбки, снисходительной улыбки в сторону Маррана. Тот оглядел песок вокруг, поднял один камень, рассмотрел, уронил, поднял другой и уронил тоже. Наконец, выбрал небольшой, пёстрый, укатанный морем в тонкую лепёшку. Прищурил глаз, примерялся… Эст улыбался, теперь уже явно улыбался, и поглядывал на Легиара насмешливо. Марран бросил камень.

Тридцать девять.

Зависла пауза, Эст посмотрел на Маррана в упор, и тот удивился, как широко могут раскрываться эти узкие прищуренные глаза. Потом Эст щёлкнул пальцами — море ожило, прибой с новой силой принялся вылизывать песчаный пляж. Тяжёлая Эстова рука опустилась Руалу на плечо:

— Щенок, — проскрежетал он с неким подобием нежности. — Нахальный щенок.

Он проснулся от осторожного прикосновения.

Костёр догорал, мерцали последние красноватые вспышки, и под боком у Руала возилось что-то мягкое, тёплое, даже горячее, возилось и дышало, прижимаясь всё крепче. Руал осторожно дотронулся рукой — соседствующее существо оказалось круглым, гладким и голым, местами покрытым неуверенным пушком.

— Простудишься, — пробормотал Ильмарранен растерянно. — Холодно же…

Тилли не ответила, только чаще задышала и прижалась изо всех сил к Руаловому боку.

Ильмарранен лежал неподвижно, ощущая, как содрогаются два тёплых упругих клубка, уютно пристроившихся у него на груди, как щекочут лицо спутанные с осенней травой волосы, как нежно касается лба маленькая влажная ладошка:

— Ру, я о таком парне с люльки мечтала…

— Холодно… Оденься… — повторял Руал, пытаясь справиться с поднимающейся внутри сладостной волной.

— Не прогоняй меня… — её рука расстегнула Руалов ворот и погладила шею. — Ты добрый… Все они скоты, а ты человек… Ру, ну что же ты!

Его ладони легли на её обнажённую кожу. Будто короткая молния ударила — р-раз!

— Я люблю тебя, Ру… — бормотала Тилли всё скорее и скорее. — Я о таком парне… — её губы, неловкие, как у телёнка, ткнулись в губы Руала.

Горько пахло дымом догорающего костра. От порыва холодного ветра кожа девушки покрылась пупырышками; желая согреть, Ильмарранен обнял её крепко, по-настоящему. Его самого уже сотрясало изнутри; нахлынули тугие, горячие, пульсирующие видения.

Тилли всё бормотала и бормотала, и ластилась, и пальцы её сражались с застёжкой на его рубашке, а он глупо улыбался в темноте и жадно гладил её бока с выступающими рёбрами, неожиданно крутые бёдра и плоский мускулистый живот. Не было сил сопротивляться тому горячему и душному, что распирало его изнутри.

Торжествовала ночь, тёмная, осенняя, истошно кричали совы, шелестел ветер в пожухлой траве. Перемигивались угли прогоревшего костра.

Тилли справилась с пуговицами, маленькая влажная ладошка залезла под Руалову рубашку… и встретилась там со свёртком, скрывавшим золотую спинку и изумрудные глаза.

— Ой, — пробормотала она удивлённо, — это чего?

Ильмарранен вздрогнул, как от удара. Рванулся и сел, прижимая свёрток к груди. Оттолкнул девчонкины руки:

— Не лезь. Не надо. Спать.

Сердце гулко колотилось у него в горле, а Тилли сидела перед ним голая, дрожащая, будто громом поражённая. Из круглых вишнёвых глаз двумя ручейками лились слёзы горькой обиды.