– Тебе может позвонить Руссо и отказаться от всех обвинений.

– И почему он откажется?

– Потому что знает: это в его интересах. Но он наверняка не позвонит, пока я не решу вопрос с Карлосом Салазаром.

– Где Салазар?

– Я начну с тренажерного зала на Шестой улице, потом поеду в биллиардный зал «Стикс» в Маленькой Гаване. Если в этих местах его нет, может, кто-то подскажет, где его искать.

– И что ты собираешься делать? Шон, Христа ради, ты даже не можешь его арестовать. У тебя есть доказательства его связи с убийствами Спеллинга, священника или охранника?

– Пока нет. Но он едва не убил Барби. Ты сможешь задержать его за это.

– Так ты хочешь, чтобы я был там… Вопрос только в том, нужен ли я тебе в качестве прикрытия или в качестве человека, который возьмет для тебя Салазара?

– Ты должен прийти один. Любой другой человек из твоего отдела попытается арестовать меня. Ты возьмешь Салазара, пока он не улизнул. А я добуду гвоздь, чтобы прибить его хорошенько.

– Сдается мне, он сможет улизнуть разве что из зала суда.

– Согласен, – улыбнулся О’Брайен. – Но могу поспорить, что Руссо уже предупредил Салазара. Так что будь осторожен на подходе.

– Когда?

– Мне нужно заехать еще в одно место. Увидимся через час. Рон…

– Да?

– Спасибо.

Солнце уже заходило, когда О’Брайен выбрался из такси перед небольшим домиком, прячущимся за старыми баньянами и террасами цветущих бугенвиллей. Дом был построен в конце пятидесятых. Средиземноморский стиль. Бежевая штукатурка фасада скрывалась за листьями баньянов. Розовые кусты нуждались в обрезке. Пока О’Брайен шел по дорожке из речного камня, он вдыхал запахи свежескошенной травы, роз, банановых перцев и цветущей мимозы.

О’Брайен постучал в дверь и стал ждать, глядя на шмеля, парящего над желтыми барвинками. Дверь открылась, и мужчина под семьдесят уставился на О’Брайена поверх очков для чтения. Мужчина не казался удивленным. Густые, как заросли его роз, брови, добрые голубые глаза, растрепанные седые волосы и обожженные солнцем предплечья. На нем были застиранные купальные трусы и футболка с майамскими «Дельфинами».

– Я тебя узнал, – сказал Такер Хьюстон. – Как ты, Шон?

– Отлично. Давно не виделись, Такер. Можно поговорить с вами?

– Заходи.

О’Брайен проследовал за Такером Хьюстоном через дом к широкой летней террасе у маленького бассейна.

– Присаживайся, Шон. Прости за беспорядок. Силы природы берут верх. Где бы я ни оставил книгу или журнал, они становятся неподъемными, и потому я редко убираю с тех пор, как ушла Маргарет. Хочешь выпить что-нибудь?

– Нет, спасибо. Мне жаль слышать о Маргарет. После смерти Шерри я вроде как оторвался от жизни.

– И ты уехал из Майами. Потом я отошел от дел. Думаю, мы оба объявили об уходе, но, судя по «Геральд», ты вернулся, и об этом знает весь город.

– Я пришел попросить вас об одолжении.

О’Брайен долго смотрел на голубую воду бассейна, потом повернулся к Такеру.

– Когда я был полицейским, я часто о вас думал.

– Как это?

– Вы сделали меня хорошим полицейским. Потому что едва ли не в первую очередь я думал, как защита будет работать с делом – как с делом будет работать Такер Хьюстон. Вы столько раз поджаривали меня на свидетельском месте, что я знал – вы хорошо готовились. И заставляли меня готовиться не хуже.

Такер Хьюстон молча слушал О’Брайена, который включил аудиозапись, а потом рассказал о деле Александрии Коул и всех событиях последних трех дней.

– Я понимаю твои затруднения, – сказал Такер, откинувшись на спинку шезлонга. – Не уверен, что смогу помочь. Я уже отошел от лазеек законодательства.

– Уйма адвокатов ищет подонков, чтобы заработать доллар: неудачников, которых они оправдывают перед судом и обдирают, наркоманов, периодически возвращающихся в оборот, стукачей… а вы выглядели безупречно. Мне всегда хотелось сказать это вам. Весы правосудия в деле Чарли Уильямса склонились не в ту сторону… одиннадцать лет и близкая казнь стоят того, чтобы добавить гирьку Уильямсу. Вы можете получить у федерального судьи распоряжение об отсрочке хотя бы на тридцать дней?

Такер молчал, в его глазах отражалась синева воды.

– Если завтра мне удастся поймать Сэмюэла Дэвидсона, старого судью окружного суда, у меня есть шанс до него достучаться.

– Спасибо вам, – с улыбкой сказал О’Брайен.

Он взглянул на часы и поднялся.

– Мне нужно вызвать такси. Надо заехать в пару мест в центре.

– Вот что я тебе скажу. У меня тут стоят две машины – на одну больше, чем нужно. Так и не смог расстаться с черным «Тандербердом» Маргарет, когда она умерла. Она любила эту машину. Мы хорошо проводили время, опускали у нее верх и ездили на Ки-Ларго на выходные. Одна из последних моделей «Форда», пока они не прекратили производство в ноль пятом. Прошла всего три тысячи миль. Машине нужно ездить. Возьми ее. Вернешь, когда закончишь.

* * *

О’Брайен пересек Макартур-козуэй, удерживая маленький «Ти-берд» на границе разрешенной скорости. Зазвонил мобильник. Дейв Коллинз.

– Возможно, я отыскал подсказку на фото луны, которое ты мне отправил. Я сравнил его с обрезанным крупным планом рисунка отца Каллахана, который мне прислал Дэн Грант. Похоже, это связано с одним художником пятнадцатого века. Многие люди считали его помешанным. Но, учитывая познания отца Каллахана в истории искусств, тут есть смысл.

– Какой?

– Этот художник использовал символ омеги. Многие его работы посвящены добру и злу, небесам и аду… Это может объяснять три шестерки.

О’Брайен подумал о том вечере, когда нашел отца Каллахана мертвым – открытые глаза были прикованы к витражу.

– Шон, ты должен это увидеть.

Когда О’Брайен неторопливо подъехал к тренажерному залу на Шестой улице, уже стемнело и накрапывал дождь. Зал помещался в двухэтажном здании в стиле арт-деко, отремонтированном и выкрашенном в оттенок чуть светлее ломтика свежей дыни. На красной неоновой вывеске под холщовым тентом значилось:

О’Брайен прочитал вывеску, пока проезжал мимо, сделал круг и припарковался за квартал, на Семьдесят первой улице. Он шел под дождем, наблюдая за светом фар, проносящимся по мрачным мокрым улицам, и за неоном, лавой затекающим в темные лужи.

О’Брайен заметил женщину, которая вылезла из машины, припаркованной на противоположной стороне улицы. Женщина обеими руками поправила мини-юбку, зашла под навес, чтобы закурить сигарету, выпустила клуб дыма через плечо и пошла дальше. Ее каблуки отбивали барабанную дробь по мокрому тротуару.