Кто знал, что такое может случиться?

Кто знал, что сам Дьявол заставит мое сердце замереть?

* * *

Когда мы с Лэндоном впервые поцеловались, все изменилось – по крайней мере, для меня. Как будто стена, которую мы возводили годами, наконец рухнула – кирпичик за кирпичиком. После ночи, которую мы провели вместе, после той ночи, когда я показала ему свои шрамы, а он показал мне свои, я попалась в ловушку. Конфеты и цветы стали последней каплей.

Я хотела быть рядом с ним, потому что мне нравилось, как быстро бьется мое сердце. Я хотела быть рядом с ним, потому что мне нравилась его мимика. Но больше всего мне нравилась его улыбка.

Я писала ему СМС, приглашая на репетицию, и каждый наш вечер заканчивался поцелуями. Иногда его руки пытались касаться моего тела, но я всегда его отталкивала. Всего один раз я позволила ему потрогать мои ягодицы.

Мне это понравилось… Пожалуй, даже слишком сильно, поэтому я вновь направила его руки к своей талии.

Однако он никогда не настаивал на большем. Ему было достаточно любого прикосновения. А я? Я жаждала большего. Я тайно представляла, каково было бы поцеловать его, прикоснуться к нему, оказаться в его постели. Но в глубине души я продолжала думать о пари, не говоря уже о том, что Элеонора постоянно мне о нем напоминала.

– Не позволяй ему играть с тобой, – говорила она. – Он втирается к тебе в доверие – старается быть милым. Цветы и конфеты? Так ведет себя каждый бабник. По крайней мере, в книгах, которые я читала.

Я знала, что она может быть права, и, вероятно, я слишком рано ослабила бдительность. Но я ничего не могла с собой поделать. Мое сердце жаждало его, даже если мой мозг говорил мне поскорее одуматься. Я изо всех сил старалась прислушиваться к совету Пейдж, но мое сердце было слишком упрямым. Сердца некоторых людей бьются так быстро, что мозг за ними не поспевает.

Мы не прекращали сыпать колкостями в адрес друг друга. Мы по-прежнему обменивались оскорблениями, но теперь они казались такими беззаботными, такими кокетливыми и веселыми.

Иногда он улыбался мне, и я весь день улыбалась от одной этой мысли.

Я записывала мысли о нем в свой блокнот. Еще до начала пари я заполняла страницы заметками о Лэндоне. Я начала делать это в ночь похорон его дяди. После того случая я не могла выкинуть его из головы и время от времени дополняла свои мысли о том, каким человеком был Лэндон. Вначале записи были не слишком лестными. Я писала о нем с ненавистью и раздражением. В своих заметках я выражала всю свою ненависть и гнев. И даже после начала пари мои мысли о нем балансировали на тонкой грани. Но в последнее время все изменилось. История парня, которого я когда-то ненавидела, менялась всякий раз, когда он показывал мне ту часть себя, которую он тщательно скрывал от остального мира. Он был одним из самых сложных персонажей, встретившихся на моем пути, и я знала: если наша история продолжится, то мое сердце рискует оказаться разбитым – мое, а не его.

Кроме того, Лэндон стал отдушиной в моей домашней драме. Напряжение в моей семье нарастало, и ссоры между мамой и Мимой стали обычным явлением. Они никогда не ссорились, когда папа был за решеткой. Они любили друг друга, когда его не было рядом. Я ненавидела то, что своим присутствием он рушил крепкую связь, существовавшую между мамой и бабушкой.

Когда мне требовался перерыв, я шла к Лэндону и растворялась в нем, в нас – кем бы мы ни были. Он всегда меня принимал. Он всегда говорил мне приходить к нему – даже когда я обращалась к нему в последнюю минуту. Я была благодарна за его готовность меня впустить.

Я говорила, что это всего лишь дополнительные репетиции. Думаю, он знал, что это нечто большее. Думаю, он научился читать меня так же, как я читала его. Он никогда не расспрашивал меня о подробностях. Лэндон как никто другой знал, как важно иногда убежать от своей жизни.

Та суббота ничем не отличалась. Он был рядом, когда я нуждалась в нем.

– Нам действительно нужно репетировать. – Хихикнула я в коротком перерыве между поцелуями.

Я наконец-то осмелилась войти в его дом, чтобы вместе отработать наши реплики, – при этом я все еще запрещала себе заходить в его спальню и гардеробную. Шкафы в доме Лэндона навевали на меня непростые воспоминания.

– Мы репетируем, – пробормотал он, подложив руки под мои ягодицы и притянув меня к себе на колени.

Я обняла его и покачала головой, нежно посасывая его нижнюю губу.

– Я имею в виду, что мы должны репетировать наши реплики.

– Это и есть наши реплики, – пробормотал он, проникая языком в мой рот и заставляя меня стонать от одной мысли о напряженном члене, скрытом под его спортивными штанами.

Мне точно не стоило сидеть на коленях у Лэндона, потому что с каждой последующей секундой желание тереться о его промежность становилось все более и более нестерпимым.

Я слезла и пересела на левую сторону дивана, чувствуя себя немного смущенной. Это был не первый раз, когда я чувствовала возбужденный член Лэндона, – с тех пор как мы начали целоваться, это происходило регулярно, но все равно вгоняло меня в краску. Я подтянула ко рту край рубашки и начала жевать воротник, пытаясь скрыть свое смущение.

– Знаешь, ты часто так делаешь – жуешь что попало, когда нервничаешь, – сказал он, проводя рукой по моим волосам.

– Ты часто так делаешь. – Я кивнула в его сторону. – Гладишь мои волосы, когда ты возбужден.

– Ты все еще меня заводишь.

Он ухмыльнулся, схватил меня и снова притянул к себе на колени. Слегка приподняв бедра, он прижался затвердевшим членом к моим джинсам. Я почувствовала, как мои ноги начинают дрожать, а сердцебиение набирает немыслимые темпы. Черт возьми, он трахал меня через одежду… по крайней мере, мне так казалось. Раньше я никогда таким не занималась – с Эриком мы с трудом добрались до фазы поцелуев.

– Тебя так легко возбудить, – сдавленно прошептала я, чувствуя нарастающее головокружение.

Интересно, похожи ли эти ощущения на те, которые вызывают наркотики? Ошеломление, фанатизм, безумие.

Когда он обхватил мои бедра и еще крепче прижал меня к себе, с моих губ сорвался приглушенный стон. Затем он начал тереться о мои джинсы, и я прислонилась к нему лбом, закрыв глаза от блаженства.

– Да… – прошептала я, заставляя его прижаться еще сильнее. Я сжала пальцами его плечи, впившись в них ногтями, когда он начал слегка посасывать мою шею. – Да… – пробормотала я еще раз, все больше и больше наслаждаясь каждым его движением.

Он тихо застонал, касаясь моей кожи, – его голос стал глубоким и низким.

– Дай мне тебя попробовать, – умолял он, обжигая дыханием мою шею.

Мой разум был затуманен, мне едва удавалось дышать – боже, разве это может быть настолько хорошо?

– Я… я никогда…

У меня никогда не было секса, и, хотя в ту минуту я хотела этого больше всего на свете, меня не отпускал звучащий в глубине моего сознания голос Элеоноры. Это всего лишь уловка… это часть игры.