— И сейчас? — спросила Дилси. — Сейчас он тоже там?

— Дилси тоже черномазая, — сказал Джейсон.

— Ты бы съела чего-нибудь, — сказала Дилси.

— Я ничего не хочу, — сказала Нэнси.

— А я не черномазый, — сказал Джейсон.

— Выпей кофе, — сказала Дилси. Она налила Нэнси чашку кофе. — Ты думаешь, он сейчас там? Почем ты знаешь?

— Знаю, — сказала Нэнси. — Он там, ждет. Недаром я с ним столько прожила. Я всегда знаю, что он сделает, еще когда он и сам не знает.

— Выпей кофе, — сказала Дилси.

Нэнси поднесла чашку ко рту и подула в нее. Рот у нее растянулся, как резиновый, губы стали серые, словно она сдунула с них всю краску, когда стала дут’ на кофе.

— Я не черномазый, — сказал Джейсон. — А ты черномазая, Нэнси?

— Я Богом проклятая, — сказала Нэнси. — А скоро я никакая не буду. Скоро я уйду туда, откуда пришла.

III

Она стала пить кофе. И тут же, пока пила, держа обеими руками чашку, она опять начала издавать этот звук.

Звук шел в чашку, и кофе выплескивался Нэнси на руки и на платье. Глаза ее смотрели на нас; она сидела, уперев локти в колени, держа чашку обеими руками, глядя на нас поверх полной чашки, и издавала этот звук.

— Посмотри на Нэнси, — сказал Джейсон. — Нэнси нам больше не стряпает, потому что Дилси выздоровела.

— Помолчи-ка, — сказала Дилси.

Нэнси держала чашку обеими руками, глядела на нас и издавала этот звук, словно было две Нэнси; одна глядела на нас, а другая издавала звук.

— Почему ты не хочешь, чтобы мистер Джейсон поговорил по телефону с шерифом? — спросила Дилси.

Нэнси затихла, держа чашку в своих больших темных руках. Она попробовала отпить кофе, но кофе выплеснулся из чашки ей на руки и на колени, и она отставила чашку. Джейсон смотрел на нее.

— Не могу проглотить, — сказала Нэнси. — Я глотаю, а оно не проходит.

— Ступай ко мне, — сказала Дилси. — Фрони тебе постелет, и я тоже скоро приду.

— Думаешь, он побоится каких-то чернокожих? — сказала Нэнси.

— Я не чернокожий, — сказал Джейсон. — Дилси, я ведь не чернокожий?

— Пожалуй что и нет, — сказала Дилси. Она смотрела на Нэнси. — Пожалуй что и нет. Так что же ты будешь делать?

Нэнси глядела на нас. Она совсем не двигалась, но глаза у нее так быстро бегали, словно она боялась, что не успеет все осмотреть. Она глядела на нас, на всех троих сразу.

— Помните, как я ночевала у вас в детской? — сказала она.

Она начала рассказывать, как мы проснулись рано утром и стали играть. Мы играли у нее на матраце, тихонько, пока не проснулся отец и Нэнси не пришлось идти вниз и готовить завтрак.

— Попросите маму, чтобы мне сегодня тоже с вами ночевать, — сказала Нэнси. — Мне и тюфяка не надо. И мы опять будем играть.

Кэдди пошла к маме, Джейсон тоже пошел.

— Я не могу позволить, чтобы всякие негры ночевали у нас в доме, — сказала мама.

Джейсон заплакал. Он плакал до тех пор, пока мама не сказала, что если он не перестанет, то три дня будет без сладкого. Тогда Джейсон сказал, что перестанет, если Дилси сделает шоколадный торт. Папа тоже был там.

— Почему ты ничего не предпримешь? — сказала мама. — Для чего у нас существует полиция?

— Почему Нэнси боится Иисуса? — спросила Кэдди. — А ты, мама, тоже боишься папы?

— Что же полиция может сделать? — возразил отец. — Где его искать, если Нэнси его даже не видела?

— Так чего она боится?

— Она говорит, что он тут, и она это знает. Говорит, что и сегодня он тут.

— Для чего-нибудь мы же платим налоги, — сказала мама. — А ты вот провожаешь всяких негритянок, а что я остаюсь одна в пустом доме, это ничего?

— Так я-то ведь тебя не подкарауливаю с бритвой за пазухой, — сказал отец.

— Я перестану, если Дилси сделает шоколадный торт, — сказал Джейсон.

Мама велела нам уйти, а отец сказал, что не знает, получит ли Джейсон шоколадный торт, но зато очень хорошо знает, что Джейсон получит, если не уберется сию же минуту из комнаты. Мы пошли в кухню, и Кэдди сказала Нэнси:

— Папа говорит, чтоб ты шла домой и заперла дверь, и никто тебя не тронет. Кто не тронет, Нэнси? Иисус, да? Он на тебя рассердился?

Нэнси все держала чашку обеими руками, опершись локтями о колени, опустив чашку между колен. Она глядела в чашку.

— Что ты сделала, что Иисус на тебя рассердился? — спросила Кэдди.

Нэнси выронила чашку. Чашка не разбилась, только кофе пролился, а Нэнси продолжала держать руки горсточкой, словно в них все еще была чашка. И опять она начала издавать этот звук, негромко. Как будто пенье, а как будто и не пенье. Мы смотрели на нее.

— Ну, будет! — сказала Дилси. — Довольно уже. Нечего так распускаться. Посиди тут, а я пойду попрошу Верша, чтоб он тебя проводил.

Дилси вышла.

Мы смотрели на Нэнси. Плечи у нее тряслись, но она замолчала. Мы смотрели на нее.

— Что тебе хочет сделать Иисус? — спросила Кэдди. — Ведь он уехал.

Нэнси взглянула на нас.

— Правда, как было весело, когда я у вас ночевала?

— Вовсе нет, — сказал Джейсон. — Мне совсем не было весело.

— Ты спал, — сказала Кэдди. — Тебя с нами не было.

— Пойдем сейчас ко мне и опять будем играть, — сказала Нэнси.

— Мама не позволит, — сказал я. — Поздно уже.

— А вы ей не говорите, — сказала Нэнси. — Скажете завтра. Она не рассердится.

— Мама не позволит, — сказал я.

— Не говорите ей сейчас, — сказала Нэнси. — Не надоедайте ей.

— Мама не говорила, что нельзя пойти, — сказала Кэдди.

— Мы ведь не спрашивали, — сказал я.

— Если вы пойдете, я расскажу, — сказал Джейсон.

— Мы станем играть, — сказала Нэнси. — Пойдем только до моего дома. Мама не рассердится. Я же сколько времени на вас работаю. Папа с мамой не рассердятся.

— Я пойду, я не боюсь, — сказала Кэдди. — Это Джейсон боится. Он расскажет маме.

— Я не боюсь, — сказал Джейсон.

— Нет, ты боишься. Ты маме расскажешь.

— Не расскажу, — сказал Джейсон. — Я не боюсь.

— Со мной Джейсон не будет бояться, — сказала Нэнси. — Правда, Джейсон?

— Джейсон маме расскажет, — сказала Кэдди.

В переулке было темно. Мы вышли на луг через калитку.

— Если б из-за калитки что-нибудь выскочило, Джейсон бы заревел.

— Вовсе бы я не заревел! — сказал Джейсон.

Мы пошли дальше. Нэнси говорила очень громко.

— Почему ты так громко разговариваешь, Нэнси? — спросила Кэдди.

— Кто? Я? — спросила Нэнси. — Послушайте-ка, что они говорят, Квентин, Кэдди и Джейсон, будто я громко разговариваю.