Отец замерцал улыбкой и погладил впечатляющую белую бороду, будто зверюшку почесал.

– Богатство? Воистину, – сказал он. – В эти времена спрос на камушки из Конца Света очень велик. Есть заклинания, формулы и магические инструменты, для которых они практически незаменимы. А я именно их и поставляю.

Фарфаль Неудачливый кивнул.

– А если я не желаю быть слугой, – поинтересовался он, – а желаю, чтобы меня, напротив, вернули туда, откуда мы пришли, вот через это самое окно – что тогда?

– Подобной чуши я не потерплю, – ответил ему на это отец. – Солнце уже погасло. Через несколько часов, а может, даже минут наш мир умрет. Возможно, вся вселенная умрет вместе с ним. И прекрати об этом думать! Я пойду на рынок и добуду запирающее заклинание для этого окна, а ты тем временем можешь расставить по порядку и почистить все, что видишь в этом шкафу. Только имей в виду, вон той зеленой флейты касаться ни в коем случае нельзя – музыку она тебе, конечно, сыграет, да только попутно заменит всякое довольство в твоей душе неутолимым желанием. А еще вон того ониксового богадила надо беречь от воды.

Он благодушно похлопал сына по плечу – такой блистательный и великолепный в своих цветных шелках.

– Я спас тебя от неминуемой гибели, мальчик мой, – сказал он. – Я перенес тебя во времени и подарил новую жизнь. Что за беда, если в ней ты не сын, а слуга? Жизнь есть жизнь, и она бесконечно лучше, чем ее противоположность, – по крайней мере, мы будем так считать, раз уж никто пока не вернулся с той стороны, чтобы оспорить эту максиму. Таков мой девиз.

С этими словами он пошарил под рамой и извлек на свет серую тряпку, которую и вручил торжественно Фарфалю.

– За работу! Трудись не покладая рук, и я в скором времени докажу тебе, что пышные пиршества древности намного превосходят копченую морскую крачку и соленые клубни оссакера, к которым ты так привык. Ни при каких обстоятельствах и ни по чьему повелению не двигай раму с места. Ее положение в пространстве выверено с величайшей точностью. Только двинь ее, и она откроется в совершенно непредсказуемые пространства.

Бальтазар Непоспешный накинул на раму кусок ткани. Накрытая, она, надо признаться, выглядела совсем тривиально – по крайней мере, куда обычнее, чем раньше, когда торчала посреди комнаты прямо в воздухе.

Вслед за этим он покинул комнату через дверь, которой Фарфаль Неудачливый, конечно же, раньше не заметил. Снаружи стукнула задвижка. Юноша со вздохом подобрал тряпку и принялся несмело протирать и полировать вверенные его попечению ценности.

Через несколько часов через раму вдруг полился свет, да такой яркий, что пробил укрывавшую ее ткань, – но вскоре погас.

Домочадцам Бальтазара Хитроумного Фарфаля представили, как и обещалось, в качестве нового слуги. Фарфаль полюбовался на его пятерых сыновей и семерых возлюбленных (говорить с которыми ему, впрочем, не позволили), а также познакомился с хаус-карлом, хранителем ключей, и ватагой небритых горничных, которые носились взад и вперед, исполняя его распоряжения. Горничный был самый низкий ранг во всей домашней иерархии. Ниже горничного никого не было. Кроме, разумеется, самого Фарфаля.

Горничным Фарфаль не понравился. Во-первых, у него была бледная кожа. А во-вторых, он единственный имел доступ в святая святых – в комнату чудес мастера Бальтазара, где тот доселе изволил пребывать исключительно и строго в одиночестве.

Шли дни, а вслед за ними и недели. Фарфаль уже перестал дивиться и оранжево-алому солнцу, такому огромному и прекрасному, и краскам дневного неба (преимущественно коралловых и мальвовых оттенков), и кораблям, прибывавшим на базар из дальних миров с драгоценным грузом всяческих всячин.

Но даже в окружении диковин, в давно забытой эпохе, в мире, набитом чудесами, Фарфаль вел жалкую жизнь. И он не преминул сообщить об этом Бальтазару – в следующий раз, когда купец нарисовался на пороге святилища.

– Это нечестно!

– Нечестно?

– Да. Нечестно, что я сижу тут и вытираю все эти диковины, а ты в это время с другими сыновьями ходишь на вечеринки, пиры и банкеты, встречаешься с людьми и вообще всячески наслаждаешься жизнью тут, на заре времен.

– Младшему брату не по чину привилегии старших, – возразил на это отец, – а они все старше тебя.

– Рыжему всего пятнадцать, смуглому – четырнадцать, близнецам – не больше двенадцати, а я – взрослый мужчина семнадцати лет от роду!

– Они старше тебя на миллион с лишним лет, – веско сказал отец. – И избавь меня впредь от этого бреда!

Фарфаль Неудачливый даже губу себе нижнюю прикусил, чтобы кой-чего ему не ответить, но все же сдержался.

И надо же было такому случиться, чтобы именно в это мгновение во дворе раздался какой-то шум – будто бы выбили большую дверь, и вслед за этим домашняя скотина и птица подняли страшный гвалт. Фарфаль кинулся к окошку и выглянул наружу.

– Там какие-то люди, – сообщил он. – Я вижу, как солнце играет у них на оружии!

Отец, кажется, ничуть не удивился.

– Ну, конечно, – пробормотал он. – Вот что, милый Фарфаль, у меня есть для тебя дело. Вследствие какого-то безрассудного оптимизма с моей стороны у нас почти вышли запасы камней, на которых зиждется финансовое благополучие семьи. К вящему своему позору я обнаружил, что взял на себя слишком много обязательств, которые не в силах выполнить. Нам с тобой нужно вернуться в наш старый дом и набрать, сколько сможем, товара. И безопаснее будет отправиться туда именно вдвоем. Скорее, время не терпит!

– Я помогу тебе, – дальновидно заявил Фарфаль, – если ты пообещаешь в будущем обращаться со мной получше.

– Бальтазар! – заорали тем временем во дворе. – Мошенник! Лжец! Жулик! Где мои тридцать камней?

Голос был мощный и звучал весьма убедительно.

– В будущем я стану обращаться с тобой гораздо лучше, – воскликнул отец, – обещаю тебе!

И, не теряя времени даром, он подскочил к раме и отдернул укрывавшую ее ткань. Никакого света в окне не было, и вообще ничего, кроме пустой и безвидной тьмы.

– А вдруг мир уже совсем кончился, – осторожно заметил Фарфаль, – и там больше ничего нет?

– С тех пор как мы его покинули, там прошло хорошо если несколько секунд, – возразил Бальтазар Хитроумный. – Такова природа времени. В молодости оно и течет быстрее, и путь у него прямей, а к концу замедляется и расползается во все стороны, будто масло по водам тихого пруда.

Сказав так, он снял с окна медлительную заклинательную тварь, работавшую на нем замком, и толкнул внутреннюю раму, которая медленно отворилась. Внутрь тут же ворвался холодный ветер, от которого Фарфаль поежился.

– Ты посылаешь нас на смерть, отец, – сказал он.

– Всех нас рано или поздно ждет смерть, – пожал плечами тот. – Но вот он ты, за миллион лет до собственного рождения – вполне живой и в ус не дуешь. Истинно говорю тебе, что все мы сделаны из чудес. А теперь, сын мой, вот тебе мешочек. Он, как ты вскоре убедишься, пропитан Универсальной Пропиткой Поразительной Вместимости Свана и способен вместить все, что ты в него положишь, невзирая на вес и объем. Когда мы будем на месте, собери туда как можно больше камней. Я же тем временем сбегаю наверх, на холм, и проверю, не попало ли в сети чего-нибудь ценного – вернее, того, что будет считаться ценным, если принести его сюда, в прошлое.