Подвал. Где-то здесь должна быть и Нелли, ведь, кажется, Коршунов тоже велел отнести ее в подвал.

– Похоже на Стейнберг? – спросил Коршунов, продолжая держать ее на руках.

– Стейнберг?

– Тот замок, где мой сынок занимался с тобой… искусством, назовем это так. Знаешь, Белоснежка, у моего сына хороший вкус, с этим не поспоришь. И, безусловно, за эти годы он все же выучился тому, как сделать хорошую картинку. Кто бы мог сказать, когда он принялся таскаться с этим «Поляроидом» и фотографировать всякую мерзость, что из этого может выйти толк. – Коршунов донес Арину до середины просторного зала и поставил на ноги. Она бы не устояла на месте, упала бы – ноги затекли и почти не слушались ее, но Коршунов подхватил ее за талию, словно отлично знал, что она может упасть.

Впрочем, наверняка она не первая связанная девушка, оказавшаяся в его руках. Арина подумала с горечью, что должна была догадаться, что вся история с примирением, обедом в ресторане, обещанием договориться была ловушкой. Должна была заподозрить и появившуюся ниоткуда Нелли. Арина должна была уже научиться всех подозревать и никому не верить.

Такие уроки обычно достаются очень дорого. Как сейчас, к примеру. Ценою в жизнь.

Арина с огромным трудом подавила крик, когда поняла, для чего Коршунов принес ее сюда. С потолка зала свисали цепи и ремешки, соединенные друг с другом большим металлическим кругом. Она никогда раньше не видела ничего подобного, но тем не менее сразу поняла, для чего здесь установлено это приспособление.

Да и само помещение действительно напоминало отчасти каменные стены холла, где Максим проводил фотосессию. Но этот зал напомнил Арине и еще одно место – проклятый замок где-то в пригородах Лондона, где раскрепощенные и пресыщенные представители высшего света развлекались, продавая и продаваясь друг другу на старинный манер.

Здесь, в этом темном, холодном каменном подвале, тоже вполне могли проводить горианские вечеринки. Вот только когда Арина, босая, перепуганная до смерти, бежала сломя голову прочь от Максима, в чем ей помог Ричард, она и в страшном сне не могла представить, что сама станет добычей, сама повиснет на этих цепях.

Принцип добровольности. Она на это не соглашалась. Но здесь, в московских пригородах, этого и не требовалось.

– Я же говорил, что имею некоторый опыт, – тихо рассмеялся Коршунов, протягивая свободную руку к цепи, свисающей с большого круга. Арина заметила, как он протягивает ей грубый кожаный наручник.

– Нет! – невольно вырвалось у нее.

– Да! О да, моя дорогая Белоснежка. Я же должен познакомиться поближе с девушкой моего сына. А я с годами понял только одно: человека нельзя узнать по-настоящему, если не поставить его… в определенную жизненную позицию. Ты же понимаешь меня.

– Почему вы хотите сделать больно Максиму? – спросила Арина, но Коршунов не сразу ответил ей. Он спокойно развязал ее руки, даже растер ей запястья, а затем вложил их в кожаные браслеты, игнорируя слабые, рефлекторные попытки сопротивления. Закончив, он отпустил Арину, наклонился, провел по ее ногам ладонями – нежно, медленно, наслаждаясь, а затем развязал их ей. Арина ждала этого. Да, то, что она сделала в следующее мгновение, было глупо и бессмысленно, и все же это было единственное средство ответа, доступное ей, возможно, до конца ее жизни.

Она размахнулась ногой и залепила что было в ней силы Коршунову между ног. Удар получился неожиданно сильным, Коршунов охнул и согнулся, растерявшись на секунду. Арина попыталась ударить снова, но железная рука перехватила ее ступню. Коршунов резко дернул ей ногу, и Арина закричала – на этот раз не сдерживаясь, в полный голос, от боли.

– Решила поиграть со мной? Напрасно, если ты только не хочешь сразу лишиться ног, моя дорогая Белоснежка, – зло бросил Коршунов, пришедший в себя. – Стой спокойно и делай все, что я тебе прикажу.

– Зачем мне это? – также зло ответила Арина и плюнула в сторону своего мучителя. Несмотря на то что достать до него не удалось, Арина тут же почувствовала острую боль – Коршунов, не жалея силы, с размаху залепил ей пощечину.

– Сделаешь так еще раз – выбью зубы, – сказал он коротко и отошел, осматривая результаты своей работы.

– Нравлюсь? – спросила Арина с неприкрытым сарказмом и сплюнула на пол кровь. Щека горела.

– Не совсем, – ответил Коршунов, разглядывая ее со вниманием и заинтересованностью. – Не вполне. Кое-чего не хватает. Видишь ли, Белоснежка, за все эти годы Максим показал мне всю силу искусства, и я тоже проникся интересом к фотографированию. Конечно, я не художник, и мои работы не выставляют в лучших музеях мира. Кстати говоря, я не очень понимаю, что люди находят в его работах. По мне – так они кажутся недоделанными, сырыми, да и идеи хоть и просматриваются, но какие-то примитивные. Кровавые кулаки, несчастные дети, пистолеты… Кого можно заинтересовать тем, что наш мир – испорченный или гнилой. Все это знают, да?

– Я вижу мир по-другому.

– О, я не сомневаюсь, – кивнул Коршунов, расправляя платье внизу, у ее ног. Его наглые, бесцеремонные прикосновения заставляли ее почти закричать, и она даже не хотела знать, что будет дальше. – Ты же девочка чистая, невинная. Именно это и было видно из фотографий моего сына, он хорошо сумел это подчеркнуть. Они мне очень, очень понравились. Нет, правда. Сломленная, уничтоженная невинность. Ты там была… словно тебя изнасиловала рота солдат. Я, конечно, говорю про последние кадры. Но, естественно, это только художественный вымысел. Вообрази, как прекрасны будут кадры, где тебя действительно изнасилуют? В этом Максим всегда был далеко от меня. Он никогда не шел до конца, всегда довольствовался полумерами. Любил играть с огнем, но всегда спрашивал сначала разрешения, да к тому же стремился, чтобы все были счастливы. Маленький розовый купидончик, честное слово.

– Он никогда ни в чем не был близок вам.

– Ну, об этом мы еще поспорим, Белоснежка. Ты голодна, кстати? Мне не нравятся тощие девчонки. Твоя подружка мне даже больше по вкусу, но у тебя такие прекрасные глаза, с этим не поспоришь. В общем, ты уже, наверное, догадалась, что я решил закончить начатое моим сыном. Сделаем такие фотографии, которые заставят очнуться даже самое черствое сердце. Правда, знаешь, в чем заключается самый омерзительный парадокс нашего милого маленького мира?

– Просветите меня, будьте так добры, – Арина прикинула, сколько еще ей удастся стоять, прежде чем она повиснет на цепи. Высота была рассчитана так, чтобы девушка никак не могла встать на полную ступню, стояла на цыпочках и периодически обвисала на запястьях от усталости.

– Давай-ка я сначала тебя приготовлю. Все нужно делать по уму, не считаешь? – Словно кролика из шляпы, Коршунов достал откуда-то из кармана небольшую косметичку. – Ты уж извини, у меня профессиональных визажистов нет. Но нам они и не нужны. Мы же не хотим никого больше, только ты и я. Красавица и Чудовище. Как считаешь, я правильно подобрал помаду? Белоснежка, как тебе кажется?