Фотооткрытка. Композиция «Башкирская свадьба», 2009 г. Национальный музей Республики Башкортостан

Из фондов Национального музея Республики Башкортостан

К сказаниям об алпах примыкает эпос «Алпамыш» (см. Приложение). Различные его варианты известны многим тюркоязычным народам: татарам, узбекам, казахам и алтайцам. Башкирская версия, по мнению исследователей, принадлежит к числу древнейших. Эпос сохранил много мифологических черт: Алпамыш предстает то в образе обычного человека, то великана, наделенного сверхъестественной силой. Противник Алпамыша, заточивший его в подземную тюрьму, — владыка подземного мира, а верный конь, спасающий его из заточения, — посланец небес. Сюжет о герое, возвращающемся домой, где его считают погибшим, а его жену принуждают к новому замужеству, восходит к «Одиссее», а может быть, и к еще более древним, фольклорным, мотивам.

Часть воротника из стекляруса

Из фондов Национального музея Республики Башкортостан

ПОЧИТАЕМЫЕ ЖИВОТНЫЕ И ПТИЦЫ

Как и многие другие народы, башкиры почитали медведя, верили в родство людей и медведей. Обращаясь к медведю, его называли братом, отцом или дедушкой. Герой одной из башкирских мифологических сказок — богатырь с медвежьими ушами, родившийся от женщины и медведя.

Считалось, что медведь способен отпугивать нечистую силу, поэтому в качестве оберега к колыбели новорожденного подвешивали медвежьи когти, взрослые люди носили на груди клок медвежьей шерсти, медвежьим салом смазывали двери и ворота.

Медведя называли Хозяином леса, считалось, что его облик может принимать лесной дух Урман хужахы.

У башкир, как и у многих других народов, существовал особый Медвежий праздник, который устраивался в честь медведя, добытого на охоте. В представлении древних охотничьих народов охота была не противостоянием человека и зверя, а процессом, необходимым для выживания и тех, и других. И охотникам, и промысловым животным покровительствовало одно и то же божество, которое посылало на землю зверя, чтобы у людей была пища. Люди в свою очередь после удачной охоты должны были совершить особые магические обряды, чтобы душа зверя возродилась, зверь снова был послан на землю и звериный род не переводился, как и род человеческий.

Во время Медвежьего праздника у башкир шкуру медведя набивали сеном, так что получалось подобие живого животного, и устраивали перед ним состязания среди охотников в силе, ловкости и меткости, исполняли особые ритуальные песни и пляски.

Ковш «ижау»

Из фондов Национального музея Республики Башкортостан

Не меньшим почитанием пользовался волк — священное животное многих тюркоязычных народов.

Башкиры считали волка своим прародителем. Согласно преданию, в давние времена два племени вели кровопролитную войну. Одно из племен победило, другое было истреблено, и в живых остался только один маленький мальчик. Его унесла в свое логово волчица, вырастила вместе с волчатами, и впоследствии от этого мальчика и волчицы пошел род башкир.

Такая легенда известна многим тюркоязычным народам, но у башкир есть и другой ее вариант, в котором рассказывается, что в те времена, когда предки башкир еще вели кочевую жизнь, один храбрый егет отправился на охоту. Вышла к нему из чащи молодая волчица. Прицелился егет в волчицу из лука, но она сказала человеческим голосом: «Не стреляй в меня, а лучше возьми за хвост и ударь о землю». Удивился егет, но сделал так, как она хотела. И тут же волчица превратилась в девушку невиданной красоты. Егет привел ее в свою юрту, стала девушка-волчица его женой. Но родичи егета не захотели принять волчицу в свою семью. Тогда он ушел с женой в дремучие леса и стал жить там. Родила ему жена-волчица много детей, затем пошли внуки. Глава семьи получил прозвание Башбуре — Главный Волк, и, согласно народной этимологии, от этого прозвища произошло само название башкир — «башкорт».

Волчьи клыки, когти и шерсть башкиры считали надежными оберегами, волчий хвост подвешивали в хлеву, чтобы злые духи не навредили скотине. Заболевшего ребенка растирали рукавицами, сшитыми из волчьей шкуры, а сваты приходили в дом невесты в волчьих тулупах, чтобы сватовство увенчалось успехом.

Самой священной птицей у башкир почитался лебедь. Как уже было сказано, в эпосе «Урал-батыр» герою в образе белого лебедя является прекрасная Хумай — дочь Солнца и бога Самрау. Она становится женой Урал-батыра, а после его смерти опять превращается в белого лебедя, теперь уже навсегда. Поэтому башкиры никогда не убивают лебедей и не едят их мяса.

Решетников В. А. Изделие из дерева, ладья «Птица», 1984 г.

Из фондов Национального музея Республики Башкортостан

Священный птицей был и журавль. Секретарь арабского посольства Ибн Фадлан, побывавший в X веке в Волжской Булгарии, записал услышанную им от башкир легенду о том, как во время какой-то давней войны враги башкир обратились в бегство, испугавшись журавлиного крика.

Кукушка в башкирском фольклоре, как и у многих других народов, — олицетворение печали, несчастливой женской судьбы.

Согласно легенде, в давние времена жил храбрый батыр по имени Кэкук, и была у него невеста — прекрасная Карагаш.

Но вот напали на Башкирские земли враги. Оседлали башкиры своих коней, двинулись навстречу врагам. Кэкук сказал на прощание своей невесте: «Если я погибну, из моей крови вырастут красные цветы. Пусть они напоминают тебе о моей любви».

Велико было вражеское войско, долгой и жестокой была битва. Наконец перебили башкиры всех врагов, но и сами полегли все до единого.

Дошла горестная весть до Карагаш. Но девушка сказала: «Я не верю, что мой Кэкук погиб, и, пока я жива, буду ждать его».

Прошло время, родители Карагаш стали уговаривать ее забыть Кэкука, который никогда не вернется, и выйти замуж за другого. Вскоре сыскался жених — богатый и знатный. Родители приказали девушке готовиться к свадьбе. Не посмела Карагаш перечить отцу и матери, но когда осталась наедине с женихом, ударила его острым ножом и убежала из дома. Однако ее поймали и заточили в подземную темницу.

Сидит Карагаш в подземелье, заливается слезами и горестно причитает: «Ах, мой любимый! Была бы я птицей, полетела бы к тебе!» И вдруг выросли у нее крылья, обернулась она серой птицей, выпорхнула из темницы и полетела над лесами и полями, призывая любимого: «Кэкук! Кэкук!» Увидела Карагаш внизу широкое поле, сплошь поросшее красными цветами, вспомнила прощальные слова любимого и только теперь поверила, что он действительно погиб.

С тех пор летает Карагаш по миру серой птицей, садится на одинокую, как она сама, ветлу или березу и жалобно повторяет имя того, чьей женой не успела стать: «Кэкук! Кэкук!» Люди прозвали эту