Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В связи с этим Иссельхорст потребовал проведения «отбора» «нежелательных» среди данного контингента пленных в шталаге Мосбург.
Выполняя распоряжение Иссельхорста, эйизатикоманда мюнхенской СД «проверила» в октябре и первой половине ноября 1941 года на территории шталага в Мосбурге и во внелагерных местах работы пленных, куда была направлена большая часть эшелона, 3088 пленных. В итоге было «отобрано» 410 «нежелательных». До 12 ноября 1941 года 301 человек из них был отправлен четырьмя партиями в концлагерь Дахау и там «ликвидирован».
Едва завершив эту акцию, Иссельхорст получил 14 ноября напоминание из РСХА о том, что, «согласно сообщениям, поступившим в ОКВ, проверка советских военнопленных в лагерях и рабочих командах VII военного округа проводится поверхностно», в связи с чем РСХА потребовало строго придерживаться «Оперативного приказа № 8» от 17 июля 1941 года и лично выяснить обстоятельства у «начальника военнопленных» VII округа.
Иссельхорст почувствовал себя оскорбленным и на следующий день в подробном отчете, направленном в РСХА, представил имевшиеся цифровые данные о деятельности мюнхенской эйнзатцкоманды, утверждая при этом, что последняя проверяет пленных очень тщательно, что лично он, Иссельхорст, контролирует деятельность эйнзатцкоманды и что он вынужден решительно отклонить упрек ОКВ в «поверхностной проверке». Как на неоспоримый довод «добросовестной» работы эйнзатцкоманды Иссельхорст сослался на тот факт, что доля «отобранных» мюнхенской эйнзатцкомандой «нежелательных» составляет «только» 13 %, тогда как «отделы гестапо в Нюрнберге-Фюрте и в Регенсбурге «отбирают» в среднем до 15–17 %».
Разобиженный Иссельхорст в этом же отчете информировал РСХА, что он догадывается о следующем: рапорт с жалобой на поверхностную работу эйнзатцкоманды, видимо, исходит от лагерного офицера контрразведки в Мосбурге капитана Германа, который с самого начала был недоброжелательно настроен в отношении деятельности эйнзатцкоманды.
Решив любой ценой раскрыть виновника «доноса» в ОКВ, Иссельхорст распространил свои подозрения на весь офицерский состав из окружения «начальника военнопленных» VII округа генерала Заура, концентрируя свое внимание особенно на начальнике сектора распределения пленных на работы в VII округе майоре Карле Мейнеле. Свои сведения начальник гестапо черпал из секретных сообщений начальника контрразведки VII округа и внушавшего доверие «старого наци» капитана д-ра Вёльзеля. Гестапо не замедлило изучить личное дело Мейнеля в мюнхенском управлении СД. Из дела явствовало, что Мейнель, бывший подполковник баварской жандармерии, уволенный в запас 1 февраля 1937 года, «не только абсолютно равнодушен к национал-социалистской идеологии, но в определенной степени относится к ней негативно». Так, например, один из своих прежних приказов <что было установлено по баварским архивам) Мейнель заканчивал призывом: «С богом, вперед!», ни словом не обмолвившись о «фюрере». В другом приказе он употребил нежелательный термин: «баварская жандармерия». Еще больше компрометировал Мейнеля следующий скрупулезно описанный Иссельхорстом факт: когда в начале октября 1941 года он, Иссельхорст, хотел лично побеседовать с Мейнелем или с «начальником военнопленных» VII округа по вопросу об «отборе» военнопленных, Мейнель не счел это целесообразным, мотивируя отказ тем, что, «по его мнению, проверка русских в VII округе больше не нужна, поскольку они прошли через иные дулаги и шталаги и уже были проверены», что оказалось неправдой.
Все собранные им факты Иссельхорст сообщил 24 ноября 1941 года в РСХА, приложив также список офицеров вермахта, недоброжелательно относящихся к его работе по «отбору» военнопленных.
В списке фигурировали заместитель Мейнеля майор Мюллер, комендант шталага VIIA в Мосбурге полковник Непф, офицер разведки в этом лагере капитан Герман [382] и группа непоименованных офицеров того же лагеря. Вот выдержка из рапорта Иссельхорста:
«Офицеры шталага VIIА со всей энергией стремятся к тому, чтобы исправить русских мягкостью, чтобы русским больным «дать пищу» и таким способом задрапироваться в оболочку гуманности. Однако опыт показал, что принудить русских к труду можно только путем максимальной строгости, применяя телесные наказания. Офицеры лагеря не облегчили мне моего специального задания. Тем не менее я поступал в строгом соответствии с полученными директивами».
Иссельхорст также не замедлил информировать РСХА о том, что у него создалось впечатление, что «сотрудники гестапо там [то есть в Мосбурге. — Ш. Д.] не очень желательны» и что единственным офицером, который поощрял его поступать с «негодными русскими согласно инструкции и не позволил этим офицерам влиять на себя, был капитан Вёльзель».
Независимо от рапорта, а лишь в соответствии с полученной инструкцией дело все же дошло до личной встречи заместителя Иссельхорста советника Шиммеля с Мейнелем. На этом совещании, докладывал Шиммель начальству, майор Мейнель дал понять, что «жалоба [в ОКВ. — Ш. Д.] исходила от него и что он считает обращение с советскими военнопленными, какое имеет тут место, нетерпимым («untragbar»)».
По словам Шиммеля, майор Мейнель утверждал, что он «старый солдат, а с солдатской точки зрения нельзя мириться с таким обращением [с военнопленными. — Peд.]. Если неприятельский солдат попадает в плен, то он становится военнопленным и не может просто так быть расстрелян». Затем Мейнель ссылался на нехватку рабочей силы, а кроме того, высказывал опасение, что о подобном обращении с советскими пленными станет известно русским, и тогда они начнут поступать точно так же с немецкими пленными.
Шиммель поспешил его заверить, что, как явствует из имеющихся сведений, «Советы вообще не берут пленных и что ни один германский солдат не вернется живым из советской неволи (!), в то время как эйнзатцкоманда поступает в соответствии с директивами, разработанными по согласованию с Управлением по делам военнопленных при ОКВ». Однако Мейнель не дал сбить себя с толку и заявил, что, по его мнению, вся эта процедура является фальшивой. На это Шиммель ответил, что нельзя критиковать приказы ОКВ и начальника полиции безопасности, изданные после тщательного обсуждения вопроса. Поскольку «переговоры» не привели ни к какой договоренности, Шиммель перед уходом заявил, что точка зрения Мейнеля ни в чем не связывает его, Шиммеля, и что эйнзатцкоманда будет последовательно проводить «отбор» до самого конца.
И мюнхенская эйнзатцкоманда действительно продолжала свою деятельность. Число «проверенных» пленных к этому времени достигло 3605 человек, а «отобранных» — 474. Из них 301, как мы уже упоминали выше, был отправлен в Дахау и там ликвидирован. Осталось 173 человека…
И тут начинается вторая часть драмы.
Мейнель не ограничился открытым выражением своего несогласия с процедурой, апробированной и введенной высшими государственными и военными органами (дело само по себе неслыханное в истории германского офицерского корпуса, особенно во время