— Я обожаю этот пляж! — вздохнула Рита, сворачиваясь рядом с ней на песке. — Он в сто раз лучше, чем все эти забитые людьми пляжи Венеции или Санта-Моники. Там людей, как сардин в банке, и полно вездесущих англичан… — Не замечая собственной иронии, она принялась рыться в своей сумочке и достала оттуда лосьон для загара, бигуди, бритву, гигиеническую помаду, очки для Купания, сигареты и свое последнее приобретение — учебник по самосовершенствованию под названием «Забудьте про мужчин, повернитесь лицом к жизни». Рита была сама не своя, если не развивала в каждый момент времени бурную деятельность. — Да и пейзаж, что ни говори, гораздо лучше. — Она махнула рукой в сторону серфингистов в отдалении, чьи атлетические тела ясно обрисовывались под плотно облегающими мокрыми купальными костюмами.

— А я думала, что ты с мужчинами покончила.

— Я и покончила, но кому от этого будет плохо, если я посмотрю. — Она улыбнулась. — Или на меня посмотрят. — Она расстегнула бюстгальтер своего купальника и начала натирать себя кремом для загара, не забывая при этом про живот. — Ты не можешь натереть мне спину?

Фрэнки села и начала размазывать кремовые завитушки по Ритиным плечам и спине. Несмотря на постоянные усилия, солнечные ванны, искусственный загар, отпуска, проведенные в Тенерифе, и четыре месяца в Калифорнии, Рита все еще была бледной, как рассольный сыр. Будучи рыжеволосой, она никогда не загорала, а только обгорала, покрывалась веснушками и облезала, как печеный помидор.

— Ну, вот теперь все. — Фрэнки вернула ей флакон с лосьоном. — Теперь у тебя такой вид, словно ты собралась переплыть Ла-Манш. — Рита была вся покрыта толстым слоем белого крема.

— Да вот, тебе хорошо говорить, потому что у тебя самой оливковая кожа, — не осталась в долгу Рита. — Повезло же тебе с такой кожей! Интересно, у меня есть хоть что-нибудь, чего нет у тебя?

— Сиськи. — Фрэнки улыбнулась, снова повернулась на живот и начала извиваться, как рыба на песке, чтобы расстегнуть верх бикини: на спине не должно оставаться никаких незагорелых следов от купальника. В отличие от Риты, она чувствовала себя слишком застенчивой, чтобы загорать топлес. Не то чтобы у нее были комплексы относительно размера своей груди — 34Б. К счастью, размер вполне приличный. И не то чтобы вокруг них собралась толпа народа, жаждущего поглазеть на ее голые груди: кроме плавающих в отдалении серфингистов, вокруг не было ни души, да и тем вполне хватило бы вдосталь насладиться зрелищем Ритиных телес. Просто Фрэнки от природы была слишком робкой и стеснительной. Хью однажды сказал, что у нее «очаровательный бюст… величиной с ладошку», а в последний год, когда они вместе отдыхали на юге Франции, он сам предложил ей позагорать топлес. Но она решилась это сделать только однажды. И то ей все время казалось, что на нее тут же уставился весь пляж. Она сама не знала почему. По существу, пляж в Жан Ле Пен был просто цветником голых грудей. Хью еще тогда назвал ее закомплексованной. В чем он, разумеется, хватил лишку, принимая во внимание, что это говорил мужчина, который решался надеть на себя шорты, только если они были длиной не меньше, чем до колен.

Фрэнки взяла Ритину книгу по самосовершенствованию и начала рассеянно пролистывать главу под названием «Неприятные мужские привычки». Глава была длиной в шестьдесят страниц.

— Как ты себя чувствуешь? — Теперь Рита смазывала кремом свои ноги.

— По-черному, — промямлила Фрэнки, не поднимая головы.

— Я тоже. Я никогда не могу нормально перенести похмелье. Наверное, все дело в этих проклятущих «Маргаритах».

— И шампанском, — злорадно напомнила ей Фрэнки.

Рита с оханьем закончила обрабатывать свои ноги, закрыла флакончик с лосьоном и растянулась на спине на полотенце, у которого в углу была вышита эмблема отеля «Клуб Ибица». Полежав немного, она как бы про себя хихикнула:

— Ну и нализалась же я вчера, судя по всему. Насколько я помню, я едва не согласилась потрахаться с Дорианом.

— Неужели до этого дошло?! — Фрэнки даже перестала читать о «неприемлемом поведении мужчин в ванной комнате». То, что сказала Рита, было гораздо интереснее профессиональных рассуждений доктора Бернштейна о той психологической травме, которую получает женщина, когда ее партнер не закрывает за собой отверстие стульчака.

— Не сходи с ума! — Рита презрительно усмехнулась. — Разумеется, до этого не дошло! У меня голова, конечно, болит, но все равно она у меня еще пока на месте. — Внезапно у нее в мозгу, как вспышка, промелькнуло воспоминание о том, как она задирает кверху свою юбку и показывает красную дьявольскую татуировку на своей заднице. Господи, да она, наверное, совсем спятила! Нет у нее никакой татуировки — ни красной, ни какой бы то ни было еще! — Как я сказала, так и есть: мужчин послала ко всем чертям. — Она решила сменить солнцезащитные очки: лучше надеть без оправы, потому что она не хочет иметь глаза, как у панды. — А ты, судя по всему, прекрасно провела время.

— Что ты имеешь в виду? — Фрэнки моментально ощетинилась.

— Я имею в виду Рилли, на танцплощадке. Ты казалась такой счастливой.

Рилли. Ведь она же решила, что больше не будет о нем думать. Все чувства, которые по каким-то причинам нахлынули на нее прошлой ночью, были ошибкой. Она любит Хью, только Хью, и должна об этом всегда помнить.

— Ты так думаешь? — Все-таки она не смогла удержаться и спросила.

— Я это знаю, я вас видела… еще до того, как окончательно отключилась. Если бы я не была в курсе, то могла бы подумать, что между вами назревает что-то серьезное.

— Не говори глупостей!

— Я и не говорю, я просто высказываю свое мнение… — Рита знала, что ступает на шаткую почву. Фрэнки иногда бывает такой обидчивой и чувствительной. — Я знаю, что тебя он мало интересует… — Она щелчком сбросила муравья со своего кольца в пупке. — Так что это даже хорошо.

— Что именно?

Поняв, что она играет с огнем, Рита попыталась побыстрее замять эту тему.

— Ну, то, что было бы ужасно, если бы ты действительно вдруг в кого-нибудь влюбилась.

— Это еще почему? — Почему-то, неизвестно почему, но они вдруг с Ритой поменялись местами.

— Господи, Фрэнки, глядя на тебя, можно подумать, что ты действительно им интересуешься!

— Разумеется, я не интересуюсь, — обрезала Фрэнки. Она подняла ракушку и начала рисовать ею на песке. — Просто мне любопытно, вот и все. Почему это тебе кажется столь ужасным?

— Потому что он сволочь!

— Сволочь! С каких это пор? — Фрэнки была потрясена. И тут же мысленно заняла оборонительную позицию. — Что-то ты быстро сменила свой привычный мотивчик. Насколько я помню, еще совсем недавно он тебе нравился.

— Так и было, вплоть до прошлой ночи.

— Интересно, что же такое случилось прошлой ночью? — Ее мысли в панике забегали в голове. — Может быть, я что-то пропустила?

Рита села, сдвинула на макушку очки и начала стирать с лица белый налет от крема.