– Лежи! – Алена буквально навалилась на плечи супруга, не давая тому подняться с кровати. – Сама управлюсь, – встав, она покинула комнатку и, чем-то погремев у печи, вышла в сени.

– Открывай! – видимо, заслышав звук распахиваемой двери, добавил в голос борзоты попик. – Отец Фрол ждет!

Скрипнули петли двери в сенях, за тем последовал короткий, но очень эмоциональный диалог, изобилующий ненавистным именем: отец Фрол, отец Фрол, да отец Фрол. Лежа пластом на кровати, Булыцкий почувствовал, как по темени растекается уже знакомая боль, медленно, но необратимо заполняющая черепную коробку бьющими в такт ударам пульса спазмами. Веки налились тяжестью. Глаза – жаром. Из черепушки боль принялась разливаться по всему телу, будто бы свинцом наполняя все тело какой-то вязкой усталостью, сквозь ватное одеяло которой в мозг буквально впивалось одно и то же повторяющееся имя: отец Фрол.

– Ох, я тебя, проклятого! – тяжко подымаясь на ноги, набычившись и покачиваясь, пожилой человек направился к месту перепалки. Что было дальше, он помнил с трудом. Пронзительный женский всхлип, треск рвущейся материи рясы, приятная податливость скулы визитера, да нервный сопрано-вскрик: «отец Фрол!», именем которого, словно щитом, укрывался борзый тип.

Потом перед взором разъяренного мужчины возникло аляпистое пятно знакомой физиономии, которое тот попытался устранить мощным ударом кулака. Замах! Все завертелось перед глазами, и через секунду тело тяжко приземлилось на смягчившую падение траву, а в нос ударила сладковатая смесь запахов еще не пожженной солнцем зелени вперемешку с гнильцой прибрежной земли.

Это все как-то разом угомонило буяна, сорвав пелену помешательства, и теперь мужчина, встряхивая головой, принялся ошеломленно оглядываться по сторонам, пытаясь понять: где он оказался и чего учудил в этот раз.

– Никола, ты чего буянишь?! Ну осерчал, так и что теперь, в морды бить? Так и до смертоубийства недалече, – навалившись на распластанного на земле мужчину, сопел Тит.

– Прости, – медленно поднялся с земли и, бросив тяжелый взгляд на растирающего по скуле кровь попика, отвечал Никола. – Наказ тебе на будущее, – не сводя глаз с хлюпающего носом парня, продолжал пожилой человек. – Ступай к дьякону да передай, что Никола ждет его, ежели тот погутарить о чем хочет.

– Фрол к себе наказал, – сжавшись в комочек, испуганно пискнул тот.

– Тьфу на тебя! – в сердцах выругался пожилой человек, поражаясь тупости и откровенной наглости визитера.

– Иной раз и хороша наука твоя, – вернул его к действительности бубнеж мужика.

– Чего говоришь? – встрепенулся трудовик.

– Того, что пер, как зимой тогда. Кабы не сегодня, так и быть мне битым, – усмехнулся дружинник. – А так, даже и перелякаться не успел. Оно, тело, как само по себе, – сопя, продолжал между тем бородач. – За руку – хвать, бок подставь, да – через себя! – показывая, что и как происходило, захлебывался в рассказе визитер. – Ловко, – чуть помолчав, продолжил он. – Только все одно: в сече – попусту. А вот против конника ежели что удумать… Может, и впрямь чего выйдет. А давай возьмусь я за дело это.

– Спасибо, – ухмыльнулся в ответ тот, мгновенно вспомнив, что звал мужика в баню, а тот и явился, остановив разбушевавшегося хозяина, не дав тому натворить худых дел. Баня уже натоплена была, вот только не уверен был Булыцкий, что после приступа стоило ему париться. И если окружающие приняли его за вспышку гнева, то Николай Сергеевич, памятуя о предыдущих аналогичных ситуациях, отлично понимал: здесь – иное. Что? Он и сам не знал, но искренне надеялся: это пройдет.

– Так, Никола, в баньку-то как?

– Пошли!

– А кулаками махаться не полезешь? – шмыгнув носом, поинтересовался Тит.

– Так чего тебе бояться?! Научен, как быть. Управишься, ежели чего.

– Отец Фрол велел…

– Раз велел, то нехай стол накрывает да гостя ждет важного, – зыркнув на парня, да так, что тот, забыв про разбитую скулу, поспешил на карачках отползти подальше от грозного мужика.

– Так Фрол, – уже без гонору попытался парировать тот.

– Или неведомо диакону твоему, кто таков Никола-чужеродец? Так расскажи, – подавшись вперед, да так, что юнец, как краб, не поднимаясь на ноги, бочком засеменил прочь, – что Никола – к князьям вхож! А еще передай, что сам Киприан в гости наведаться за труд не считал. Так тот – владыка, а дьякон твой – тьфу – человечишко по сравнению с ним. В гости ждет! Пусть стол накрывает. Нет – так сам идет нехай. А я пока в баньке попарюсь.

– Фрол, – пискнул тот, предприняв последнюю попытку реабилитироваться. Впрочем, та была настолько убогой, что пенсионер даже не счел необходимым отреагировать.

– Пошли, Тит, – махнул он, приглашая товарища попариться. – А ты не бойся, – улыбнулся он испуганной супруге. – А паче на стол накрой да квасу подай. Нам с гостем после бани передохнуть да погутарить.

Не сказать, что эта парилка была легкой. Тело до сих пор потряхивало, как в лихорадке, а боль нет-нет и просыпалась вновь и вновь. Впрочем, горячий пар вперемешку со всевозможными настоями из запасников Аленки выбил остатки хвори вместе с вязким потом, а Тит оказался ох каким славным знатоком, обработав вдоль и поперек тело Булыцкого веничками. Вздрагивая в такт ударам и каждой клеточкой ощущая, как набравшие влаги листья тяжко распластываются по коже, Николай Сергеевич мало-помалу, но приходил в себя. А окончательно здоровым почувствовал себя, прямо из парилки окунувшись в холодные воды Неглинки.

Уже напарившись и вдоволь вениками настегавшись, мужчины неторопливо поднялись в дом и замерли прямо в дверях. За столом, поджидая их, уже сидел сам Фрол, за спиной которого жался вновь осмелевший попик с раздувшейся скулой.

– Руки рашпуштил! Слушать не штал! Имени твоего не убоялша!

– А ты не поминай всуе, – бросив острый взгляд на сорванца, отвечал Булыцкий.

– Снова куролешить, отче, нашинает!

– В гости как пришел, так и честь знай, – чувствуя, как раздражение пробуждается вновь, отвечал трудовик. – А то пришел, раскомандовался. Много вас тут, горластых.

– Флол, – прошепелявил тот.

– Негоже на божьих людей руку поднимать, – жестом остановив парня, негромко начал визитер. – Битва наша и без того тяжела. Ты, чужеродец, хоть к князьям вхож, да Бога-то и не выше, чтобы судить.

– Кого это я судил?

– А вон хоть и Евграфия. Почто обидел парня?!

– Нелюбезен больно да высокомерен.

– А ты не суди, – нахмурился в ответ священнослужитель.

– Мож, Никола, пойду я?! – негромко шепнул Тит.

– Стол накрыт для нас с тобой; зря, что ли, Аленка старалась? А гость незваный, – мстительно поглядел он на визитеров, – Тохтамыша хуже. Присаживайся, – указывая на лавку, пригласил трудовик товарища, – отведать, чем Бог послал. А гости наши незваные, коли имеют, что сказать, так и пусть речь держат, – с этими словами тот спокойно уселся на лавку и, наполнив кружки прохладным квасом, жестом пригласил за стол Тита.