из наших разведывательных мероприятий ни хрена. Явно это не наш конек. Дверь батя закрыл слишком плотно, слова доносились глухо, несвязно. А в те моменты, когда Алеша заходил в кухню, отец и тренер просто замолкали.

Наконец, странные переговоры завершились. Странные, потому что представить не могу, о чем тренер и отец могли беседовать. Они максимально не подходящие для совместного диалога люди. Это первое. А второе, почему отец даже не орал, не матерился? Он реально что-то обсуждал с Сергеем Николаевичем. Я услышал, как оба они вышли в коридор. Тут же вскочил на ноги и выглянул из комнаты.

Отец был очень задумчивым. Я вообще никогда его не видел в таком состоянии. Потому что, думать, вообще в принципе, батя мог только о двух вещах: где своровать и как покараулить. Всё. А тут на лице имелся чётко выраженный умственный процесс.

— Белов, пойдём, проводишь меня.

Тренер направился к выходу. Я бросил быстрый взгляд на отца. Не то, чтоб мне было нужно разрешение. Это вышло скорее машинально.

— Иди, иди… — Батя кивнул вслед тренеру.

Вообще интересно…

Я выскочил на улицу, на ходу натягивая кеды.

Сергей Николаевич стоял во дворе, глядя куда-то за забор. Не знаю, что он там хотел рассмотреть. Ничего интересного за забором не имелось. Только соседние дома.

— Я ехал сюда с одним планом. — Тренер заговорил как-то очень неожиданно. Без вступлений, прелюдий и подготовки. — Товарищ, о котором говорил… Техник из ЦСКА, согласился со мной, что талант в тебе есть, это несомненно. Начало игры, правда, было…

Сергей Николаевич замолчал и повернулся ко мне лицом, глядя многозначительно. Стало прям неудобно. Давненько я такого не чувствовал. Вроде и не ругает меня, а лицо загорелось.

— Ну, да. — Все равно смотрел прямо на него, не отводя взгляд. — Начало я запорол.

— И удаление… Что это за выходка? Зачем надо было бить его именно клюшкой в лицо?

Только открыл рот, чтоб сказать, мол, все понимаю, нельзя и так далее, но тренер продолжил свою мысль.

— Если уж решил ответить, то делать это надо так, чтоб ни одна сволочь не подкопалась. А не на глазах у арбитра. Это уж совсем… Ты бы еще объявление сделал по радио. Удаление — наказание не только для тебя. И не столько для тебя. Это плохо для команды. Но не об этом речь. Так вот. Сюда ехал с намерением, обсудить с родителями твоё будущее. Планировал поступить следующим образом. Оставшееся до нужного момента время, готовить хотел тебя сам. Чтоб ты по-прежнему играл в своей команде. Потом, перешел бы уже в профессионалы. Ну, и естественно, не в Воронеже. Тут для тебя слишком тесно. Просто, есть большая разница, для чего и зачем ты играешь в хоккей. Твои перспективы — огромные. Впечатляющие. Если действительно относиться к ним, как к перспективам. Мне именно поэтому нужно было обговорить некоторые нюансы с родителями. Но…

Сергей Николаевич сделал очередную паузу. Долбаный МХАТ, блин. Поседеешь раньше времени! Я замер, ожидая продолжения. Сейчас он скажет, но ты слишком проблемный малый, Славик. Или, тебя, Славик, никто не пустит в сборную, потому что … Да хрен его знает. Вариантов много. Тем более, есть семейка Мордвинцевых. Я так понимаю, тренеру итак несладко из-за того, что он не пошёл на поводу у желающих меня убрать.

— Но мы поступим иначе. Ты отправишься в Москву. Не через год или два, а сейчас.

Я вытаращился на Сергея Николаевича в полной уверенности, что мне послышалось. В какую, на фиг, Москву? Кому я там нужен в четырнадцать лет? В ноябре месяце.

— Ты, наверное, в курсе, есть спортивные школы-интернаты. Куда конкретно мы отправим тебя, сказать пока не могу. Сам не знаю. Потому что, опять же, планировал иначе. Но сейчас, поговорив с твоим отцом, пришёл к однозначному выводу, это будет самое верное и правильное решение. Оставаться здесь тебе ни к чему. Даже, наверное, опасно. В плане того, что…

Сергей Николаевич опять замолчал и я чуть не взвыл. Желание выматериться было огромным. В этот раз он, наверное подбирал слова, чтоб высказать свою мысль. А она, на самом деле, проста. Да, многое, почти все, зависит от нас самих. Хочешь итог — идёшь и делаешь. Но те условия, в которых мы находимся, тоже играют немаловажную роль. Я так понимаю, тренер пытался потактичнее сказать, что вообще удивительно, почему мне интереснее спорт, чем очередные мутки с пацанами, которые грезят блатной романтикой. При моей то наследственности, примере отца, который постоянно перед глазами, и соответствующем окружении.

— В общем, так будет лучше. — Разродился, наконец, Сергей Николаевич, — Конечно, все остальное можешь сделать только ты. В ЦСКА тебя согласны посмотреть. Если все срастется, как надо, а я думаю, ты понимаешь, что должно быть только так и никак иначе, то они подождут. Но не забывай, это всего лишь шанс, а не гарантия. Поэтому, поступим следующим образом. В ближайшие дни мы поедем с тобой в Москву. Потом, в зависимости от итога этой поездки, будем плясать дальше. Как раз, будет время определиться со школой и, опять же, многое зависит от того, как пройдут наши «смотрины». Завтра жду на тренировку, как обычно.

Сергей Николаевич оборвал наш разговор так же внезапно, как и начал. Просто, ни «до свидания», ни «приятно было поговорить», сказал последнюю фразу и пошел к калитке.

Глава 21

Беда, как говорится, пришла, откуда не ждали. Мать уперлась намертво. Вот прям вообще ни в какую. От неё этого не ожидал никто. Особенно я. Учитывая, что уже давным давно, во многом, Славик обходился прекрасно сам. В том числе, ездил на те же тренировки в соседний так-то город.

— Какая Москва?! — Горячилась мать, нарезая круги по комнате. Аж в глазах зарябило, честное слово. — Какой интернат при живых родителях? С ума сошли? Он же ещё ребёнок!

Мать с видом прокурора, который требует вышку, указала на меня рукой.

Все присутствующие, а именно, отец и Алеша, уставились на «ребенка».

— Валентина, ты давай, ерунды не городи. — Отец покачал головой и даже причмокнул губами, — Этому «дитяте» об лоб можно кирпичи бить, ничего не случится. Со лбом, само собой. Кирпичам то мандец. И потом, это же не вокзал, где он будет побираться. Специализированная школа. Там дисциплина. И кормят, и поют, все условия. Да чтоб я так жил в его возрасте! Глядишь и судьба сложилась бы иначе!

— Нет! Я запрещаю! — Мать переклинило и она ничего слышать не хотела вообще.

Круто,