И тогда для Дайны не было похвалы выше.

— А теперь что? — спросила Вильма, и Дайна словно очнулась ото сна. Карин указала на яйца:

— Добавляем по одному. И перемешиваем. Слушайте, а ведь эта жаба должна будет ожить!

Все девушки посмотрели на нее так, словно Карин сказала какую-то невероятную гадость.

— Ожить? — Мин Ю заглянула в свою миску и скорчила брезгливую гримаску. — Еще скажи, что она должна запрыгать!

— Конечно! — воскликнула Карин. — В жабу ведь надо вложить что-то важное. Оживишь жабу — значит, ты великая волшебница.

Девушки лишь глаза завели. Вильма задумчиво почесала кончик носа, оставив белый мазок муки.

— Ладно, — сказала она. — А пока-то что с этим делать?

Оставшуюся муку высыпали в миски. Около четверти часа девушки старательно вымешивали тесто, и Дайна вспоминала, как однажды сказала Кендрику, что умеет печь пироги. Лицо принца обрело странное непонимающее выражение, и Кендрик, справившись с удивлением, посоветовал никогда и никому не говорить об этом. Благородным дамам не следует стряпать, это какой-то… позор.

Да, тогда Кендрик так и сказал: позор. Интересно, что скажет Валентин, когда Дайна что-нибудь приготовит?

— Ну вот! — Карин выглядела довольной. — Теперь полчасика посидим, отдохнем, дадим тесту настояться. А потом будем лепить лягушек. С ногами, с глазами.

На одной из полок Дайна увидела корзину с фруктами. Как, интересно, Валентин отнесется к пирогу с манго? Дайна взяла одну из мисок, вооружилась ножом и принялась чистить манго.

— Ловко! — одобрила Карин, глядя, как Дайна режет золотистую мякоть на аккуратные полоски. — Вот честно, не думала, что ты умеешь готовить.

Остальные девушки кивнули.

— Барышням готовить не полагается, — сообщила Иви и уважительно заметила: — А ты вон как… Молодец!

Вильма какое-то время внимательно смотрела, как Дайна сбивает масло с белым сахаром и яйцами, а потом спросила:

— А мята будет?

— Будет, — кивнула Дайна. — Я когда-то давно знала одну повариху, Женевьев. И она всегда говорила, что мятой ни одно блюдо не испортишь.

— Послушай, Вильма, — вдруг сказала Мин Ю, — а ведь ты была не права, когда говорила про ровню для принца. Никто из нас ему не ровня — а мы вот, готовим хлебных жаб.

Дайна аккуратно выложила дольки манго на дно формы для пирога. Всыпала дробленый миндаль, вылила тесто.

— Все правильно, — уверенно заявила Иви. — Королева она кто? Она народу мать. А значит, должна не ногти полировать в саду, а понимать, что нужно людям. Недаром мы рубашки шили и хлеб печем, а не всякие политесы разводим.

— Политесы дело наживное, — поддакнула Карин. — Не сложнее стряпни и шитья.

Дайна усмехнулась. Ее свекровь хватил бы удар, если бы Кендрик, допустим, объявил отбор невест, и в нем победила бы дочь рыбака Иви. А второй удар хватил бы ее, если бы она узнала, что Дайна умеет готовить.

Она вдруг поняла, что думает о бывшем муже и его матери так, как думают о героях давно прочитанной книги. Да, что-то было, но какое отношение это имеет к ее нынешней жизни?

Никакого. Мысль о том, что Дайна хотела отомстить им, теперь вызывала лишь усмешку.

Девушки разделили свое тесто на две части. Одна, большая, стала телом для жабы, и Иви предложила смазать его яйцом, чтобы аппетитно блестел, и украсить маком и кунжутом. От второго, маленького куска, отделили два шарика для глаз, а из оставшегося теста вылепили ноги. Мин Ю прошла мимо всех жаб и осторожными движениями ножа прорезала пальцы на лапках.

Вскоре жабы и пирог отправились в печь. Дайна посмотрела на огонь сквозь стеклянную дверцу и спросила:

— Вы не обидитесь, если я не угощу вас? Я обязательно испеку еще один такой пирог… просто этот для особенного человека.

К щекам снова прилил румянец — и Дайна удивленно обнаружила, что девушки ободряюще улыбаются, глядя на нее. Карин погладила Дайну по плечу и сказала, выразив общее мнение:

— Пустяки! Главное, чтобы ему понравилось!

— А сладкий пирог самое лучшее после таких ударов, — улыбнулась Вильма. — Думаю, господин ректор обрадуется. Такого пирога и королю не подадут!

— Как! — Дайна поразилась и растерялась. — Вы знаете, что..?

— Знаем, — ответила Мин Ю. — Вы так друг на друга смотрите, что сложно было не заметить. И все мы очень за вас рады, Дайна. Это редкость, найти такую любовь.

«Мне повезло, — подумала Дайна. — Мне очень-очень повезло».

***

— Значит, сначала ты, потом Эжен.

Валентин кивнул. Леон издал низкий ворчащий звук — знак крайнего раздражения.

— Все так, — сказал Валентин. — Две рубашки были пропитаны соком млечника. Мучительная, но быстрая смерть. Причем без всякой возможности спастись.

Он подумал, что уже много лет ничего не слышал о млечнике и знал о реакции организма на него только из книг. Растение с красивыми алыми бутонами и соком, уничтожающим человека за три минуты, росло в южных горах и считалось вымершим.

«Удивительные времена, — подумал Валентин. — Сперва дракон, потом млечник. Старые сказки поднимаются нам навстречу из травы».

Леон посмотрел куда-то в сторону и заметил:

— Да, интересный тип.

Леон был осунувшимся и мрачным, словно Саалия готовилась не к скорой свадьбе принца, а ко всеобщему трауру. Валентин отправил отцу копию портрета, а сам нет-нет да и бросал взгляд на оставленный у себя экземпляр. Госпожа Эмилия так и не смогла рассказать, почему молодой мужчина показался ей знакомым.

— Кстати, он аранвенец, — заметил Леон. — Это в их краях такие волосы, с рыжиной.

Валентин усмехнулся. Прикрыл глаза. Аранвенец, вот оно что. Южанин — да, потому что откуда бы еще ему взять млечник, как не в родных местах, и знать все подробности о его свойствах? Но не аранвенец, это с гарантией.

— В аранвенцах нет магии, — нравоучительно произнес Валентин. — И никогда не было. Они нанимали магов по всему материку. А этот просто глыба. Сильнее меня.

Он вдруг понял, что в нем зарождается ярость. На Леона, который что-то знал и не договаривал, на незнакомца с таким светлым и обаятельным лицом, который готов был бросить материк в пучину войны. Валентин сжал и разжал правый кулак, сбрасывая напряжение. Помогло.

Лицо Леона дрогнуло в ухмылке.

— Тебя это задевает, — сказал он. То ли задал вопрос, то ли констатировал факт. Валентин кивнул.

— Я всегда знал, что придет тот, кто сильнее. Но не думал, что мы будем врагами. Я бы хотел подружиться с ними, а не сражаться.

— У тебя несколько идеалистический взгляд на мир, — тон Леона стал по-отечески заботливым и снисходительным. — Если кто-то имеет силу, то он обязательно будет воевать. Иного не дано.