«Существуют известные понятия или предубеждения, через которые я переступить не могу и не хочу. Мне не уверить свет, что жена Гарденина от него убежала в припадке умопомешательства. Она осрамила его имя, и я не могу допустить, чтобы он оставался в полку» (26 ноября 1835 г.).

Пришлось Гарденину, по совету великого князя, подавать рапорт об увольнении.

Офицеры Черняев и Тучков, порядком выпив в ресторане, отправили с посыльным записочку на дом одной знакомой даме с просьбой прибыть к ним. Вместо нее явился оскорбленный муж, заговорил на повышенных тонах и замахнулся на ловеласов зонтиком. Преображенцы его избили, притом последний удар, после которого мужчина оказался в больнице, нанесли по голове дубовым стулом. Константин Константинович обещал буянам, что их дело в полку будет замято, если, когда пострадавший оправится от ран, они извинятся перед ним.

Подпоручик Алексей Философов всю ночь кутил, утром пришел в свою роту и, разозлившись на рапорт фельдфебеля Ананьева, выхватил пистолет и выстрелил ему в рот. Потом пустил пулю себе в лоб. Дело замяли, сообщив вышестоящему начальству, что трагедия произошла из-за умопомешательства подпоручика.

Поручик Ушаков учинил буйство, когда его отказались пьяного впустить в ресторан «Самарканд». Пришлось вызвать полицию, но гвардеец и ее не послушал, выхватил шашку и ранил в голову городового. Но великого князя этот поступок не возмутил, а лишь порадовал.

«Я предлагаю Ушакову немедленно выйти из полка. Мы давно уже ждали случая от него отделаться — он по уши в долгу и поведения весьма сомнительного» (27 ноября 1899 г.).

Из Преображенского полка офицеров не удаляли за нерадивость к службе, плохую военную подготовку, неумение зайти общий язык с солдатами. Удаляли только за нарушение кодекса офицерской чести, которая понималась очень своеобразно и не имела никакого отношения к воспитанию профессионального защитника родины. Во всяком случае, это была не та честь, о которой в «Толковом словаре живого великорусского языка» Владимира Даля говорилось: «Внутреннее нравственное достоинство человека, доблесть, честность, благородство души и чистая совесть».

Нельзя сказать, что служба Константина Константиновича в Преображенском полку оказалась вовсе бесполезной. Здесь он написал сонет «Полк», о котором император Николай II сказал, что «вряд ли и Пушкин написал бы лучше» (13 июня 1899 г.). Пушкин, конечно же, написал бы лучше. Но стихотворение Константина Константиновича получило широкое распространение в армии, став посильной лептой великого князя в деле формирования воинского духа и верноподданнических чувств солдат и офицеров:

С будущим российским императором, двоюродным племянником цесаревичем Николаем Александровичем, или попросту Ники, Константин Константинович в юношеские годы виделся нечасто. Здесь сказывалась и десятилетняя разница в возрасте, и замкнутость жизни семьи Александра III. Первые впечатления великого князя от маленького Ники, как почти у всех современников, восторженные. Не изменились они и когда цесаревич достиг юношеского возраста.

«Нашему цесаревичу сегодня шестнадцать лет, он достиг совершеннолетия и принес присягу на верность Престолу и Отечеству. Торжество было в высшей степени умилительное и трогательное. Наследник с виду еще совсем ребенок и очень невелик ростом» (6 мая 1884 г.).

«В его комнатах понравился мне удивительный порядок. Я и ему подарил свою книжку. Он такой милый» (8 октября 1886 г.).

«Цесаревич такой милый, он в том счастливом возрасте, когда мальчик развивается в юношу» (6 декабря 1886 г.).

«Что за славный это мальчик! Сколько в нем чутья, несмотря на совершенное незнание жизни. Он, например, любит солдата и понимает его, хотя имел мало случаев с ним близко познакомиться» (22 января 1887 г.).

«Ники еще довольно мал ростом для своих девятнадцати лет и осанкой напоминает ребенка. Его умственное развитие, кажется, опережает телесное» (22 июня 1887 г.).

«Милый цесаревич со мной нежен и ласков. Я все больше его люблю» (7 апреля 1888 г.).

«Он одарен чисто русской, православной душой, думает, чувствует и верит по-русски» (21 декабря 1888 г.).

«Он вернулся к нам[74] возмужалый, пополневший, с большими усами и цветущим здоровьем» (4 августа 1891 г.).

«После обеда разговорились с цесаревичем, который очень ко мне приветлив. Он сказал мне, что ему хотелось бы жениться, и он чувствует, что пора. Я сказал: сохрани Бог вступать в брак только ради того, что хочется жениться. Он ответил мне: еще бы!» (26 января 1892 г.).

В 1892 году Николай Александрович достиг полного совершеннолетия — двадцати четырех лет. Жизнь его до этого возраста не изобилует примечательными фактами, если не считать за таковые два события, чуть было не закончившиеся трагически.

Царский поезд с Александром III, Марией Федоровной и их детьми 17 октября 1888 года потерпел крушение недалеко от станции Борки. Двадцать один человек был убит, сорок три ранены. Императорская семья находилась в столовом вагоне и чудом не пострадала.

Во время посещения Японии в апреле 1891 года цесаревича ранил в голову ударом шашки самурай. Только чудом бывший в свите цесаревича греческий принц Георг (Георгий) вовремя подставленной палкой ослабил удар, и Николай Александрович получил лишь легкое ранение.

В остальном жизнь цесаревича проходила главным образом в стенах Аничкова дворца, в Петергофе или Гатчине под наблюдением горячо любимых родителей и многочисленной прислуги. Даже в двадцать четыре года Ники не переставал резвиться как ребенок с сестрой Ксенией и детьми графа С. Д. Шереметева, любил играть в прятки и прочие детские игры. Правда, на людях он преображался, становился важным и молчаливым, умел чинно вести себя на заседаниях Государственного совета, военных парадах и богослужениях. Он хорошо владел французским и английским языками, много читал, хотя в его образовании и были обширные пробелы из-за несистематического домашнего обучения.