Это тут же привело Ровену в ярость, и в ней проснулся демон гнева.

Девушки ушли. Тобиас и Ровена прислушались к звуку удаляющихся шагов и смеху, а затем Ровена, как змея, готовая к броску, развернулась к Тобиасу:

– Я согласилась провести в твоей постели несколько часов, но мне кажется, ты зашел слишком далеко. Как ты мог позволить им подумать, что я – твоя любовница?

Тобиас безмятежно пожал плечами:

– Если они будут думать, что ты – моя любовница, то больше не обратят на тебя внимания, соответственно, им будет не о чем рассказать лорду Фоули, когда он вернется домой. Но если бы они решили, что ты – мальчик, а именно так им и показалось вчера, когда мы пришли, тогда у них и в самом деле появится прекрасный повод для сплетен, и моя репутация пострадает.

– Как удобно. Для тебя, – саркастически заметила Ровена.

Тобиас тихо рассмеялся – его забавляло ее негодование. Но когда он потянулся, чтобы ее обнять, Ровена неожиданно оттолкнула его руки, и он нахмурился:

– Отчего тебе вдруг разонравились мои прикосновения, хотя совсем недавно ты стонала от удовольствия?

– Потому что теперь я решила, что мне не нравится, когда меня лапают, – грубо ответила Ровена, злясь на Тобиаса, на глупых, бестактных служанок, но больше всего на себя саму – за то, что поставила себя в это унизительное, постыдное положение.

Тобиас криво улыбнулся. Ему хотелось, чтобы Ровена встречала его ласки с тем же пылом, что и раньше, но в ее глазах не осталось и следа прежней страсти. Она задрала подбородок, ее губы сжались; он видел, что она не на шутку разгневана.

– Тебе придется привыкнуть к этому, милая, потому что когда ты выйдешь замуж за своего богатого титулованного старика, то тебе ничего не останется, кроме как смириться со своей долей и всю жизнь грезить ночами о настоящем мужчине, который мог бы доставить тебе настоящее наслаждение.

Эти резкие, циничные слова задели ее так сильно, что она разъярилась еще больше. Ее щеки запылали, а в глазах вспыхнул опасный огонь.

– Ах ты, чудовище! – почти прорычала она, пронзив его пылающим взглядом. – Ты сказал, что никакой сделки больше нет – но конечно же она есть, и все ее условия я выполнила безукоризненно. Я чувствую себя грязной, как самая дешевая шлюха… и что, если у меня будет ребенок? Что тогда? Что я скажу лорду Треговану?

– А ты ему скажешь? – спросил он в ответ.

– Я буду с ним честна. И не обману его, заставив поверить, что он берет в жены непорочную девушку. Захочет ли уважаемый, достойный человек жениться на той, кто ведет себя как шлюха?

– Ты не останешься одна, Ровена. Я о тебе позабочусь.

– Да? Каким образом? Женишься на мне сам? Сделаешь меня миссис Сирл?

– Нет, не миссис Сирл.

Ровена резко выдернула свою ладонь из руки Тобиаса.

– Не беспокойся, Тобиас. Я не жажду стать твоей женой. Мне хочется этого не больше, чем тебе взять меня замуж. Кроме того, мой отец ни за что не одобрит этого брака.

– Почему бы и нет? Он может смягчить свое отношение ко мне, когда увидит свою любимую Джейн дома.

– Он не одобрит того, что я продала себя.

– Ты себя не продавала.

– Тогда как это называется? Я шлюха! Потаскуха! Шваль! Какая разница, какое слово выбрать.

Он склонился над ней так близко, и от него исходила такая мощь, что на мгновение Ровена испугалась, что растеряет всю решимость. Его глаза блеснули, и Ровена задержала дыхание. Как и накануне, они дерзко оглядели все ее тело, не пропуская ни малейшей подробности. Он поднял ее штаны, но она выхватила их у него из рук.

– Оставь. В твоих услугах я не нуждаюсь. Я сама могу позаботиться о своей одежде.

Натянув штаны, Ровена пнула ненавистную повязку для груди и влезла в рубашку. Когда она застегивала пуговицы, то еле попадала в дырки – так сильно дрожали ее пальцы.

– Теперь, когда я выполнила свои обязательства, не будете ли вы так добры отвести меня обратно на корабль? Вы оказали мне огромную услугу, освободив Джейн из плена. И я отплатила вам ответной услугой – хотя, разумеется, мои скромные старания никак не могут сравниться с вашими. Боже, как меня может уважать хоть кто-нибудь, если даже я сама себя не уважаю!

Тобиас встал и прислонился к одной из колонн, окружавших ванну.

– Ах, Ровена. Такой гнев. А ведь я не сделал вам ничего плохого.

– Конечно, не сделали, – язвительно бросила она. – Вы спасли Джейн, не так ли? – Он кивнул. – За определенную цену. – Она с ненавистью взглянула на него и почти прошипела: – Да. За определенную цену.

Она молча развернулась и выскочила вон. Каким-то образом Ровене удалось найти и выход из этого дома – в ее ушах все еще звенел гнусный смех противных служанок – и добраться до корабля, до своей каюты. Там она могла спрятаться и зализать свои раны, словно подстреленное животное. Однако ее одиночество вскоре нарушил стук в дверь. Она подняла голову и увидела Тобиаса.

– Вы! Что вам нужно?

– Я просто хотел удостовериться, что вы вернулись и по дороге с вами ничего не произошло.

– Я здесь, не так ли? А теперь уходите. Вы получили то, что хотели, так что оставьте меня в покое.

Когда они прибыли в Фалмут, стоял прекрасный ясный день. Небо было ослепительно-голубым; над низкими зелеными холмами, обрамлявшими длинную золотую полосу пляжа, сгрудились легкие облака. Было тепло, даже жарко, и сухо, когда «Цимбелин» вошел в гавань. Его ослепительно-белые паруса, казалось, сверкали на солнце.

Тобиас подошел и встал у борта рядом с Ровеной. С тех пор как они покинули Гибралтар, их отношения были очень натянутыми, и Ровена уже истощила весь свой запас уловок, чтобы только не оставаться с ним наедине и избегать его где только возможно.

Сейчас она повернулась к нему и задумчиво посмотрела ему в лицо. Она в самом деле любила этого человека. Иначе почему ее так мучительно тянуло к ему все эти дни? Ей становилось все труднее сохранять отстраненное выражение лица, когда он все же оказывался поблизости, особенно если в эти минуты ей вдруг вспоминались его ласки, жаркие, страстные, самозабвенные и сладостные. От этих мыслей у нее кружилась голова.

– Итак, Ровена, вот вы и дома. Наконец.

– Меня пробирает дрожь, когда я представлю себе, как появлюсь в подобном виде перед отцом, да еще с лицом коричневым, как жженый орех. Некоторое время я не смогу принимать посетителей, это уж точно.

Тобиас долго разглядывал ее, а потом тихо произнес:

– Уверяю вас, солнце не причинило вашему лицу никакого вреда. И я всегда находил ваш наряд очень… дерзким и соблазнительным. И у вас чудесные волосы. И глаза.

Она и понятия не имела, что ее волосы, выбивавшиеся из-под шляпы, – кстати сказать, с начала их путешествия они успели заметно отрасти, – блестели и переливались самыми разными оттенками – от почти черного, как эбеновое дерево, до коричневого и темно-рыжего, как угасающее пламя, так же как и ее оживленные, постоянно меняющие цвет глаза. Тобиас улыбнулся. Его лицо, как всегда, было загадочным и непроницаемым.