— Душа моя, я сделал тебе больно? — хрипло спросил Калеб, оторвавшись от упругого ароматного тела.

— Мы не должны… мы не должны этого делать.

Калеб закрыл глаза. Разум был согласен с ее словами, а желание не хотело их слушать.

— Я сделал тебе больно? — вновь спросил он.

Говоря это, он дунул на сосок, который все еще влажно поблескивал после того, как побывал у него во рту. Ощутив холодок, ее живот напрягся. Инстинктивно качнулись бедра Виллоу не могла понять смысла собственного движения. Но Калеб понял.

— Скажи мне, Виллоу. — Он поцеловал тугой розовый бутон груди. — Я сделал тебе больно?

Виллоу что-то хотела сказать, но не смогла. Она просто покачала головой.

— А тебе понравилось это? — спросил Калеб.

Румянец окрасил щеки Виллоу. Она опустила голову вниз, пряча лицо от Калеба.

Калеб еще раз легонько погладил бородатой щекой грудь и отвернулся, будучи не уверен в том, что сможет устоять, если станет и дальше смотреть на это белоснежное, упругое чудо с твердыми алыми сосками, еще сохраняющими тепло его рта.

— Хорошо, душа моя. Я не буду тебя принуждать.

Калеб поднялся и направился к очагу Через несколько минут к нему присоединилась Виллоу. Они ели в молчании, которое отнюдь не казалось гнетущим. Они не говорили о том, что произошло в постели. Калеб боялся вспугнуть родившуюся между ними близость.

«Стыдливая, робкая форель. Она так давно не знала мужской ласки Требуется лишь терпение — и она приплывет мне в руки сама Мне всегда говорили, что я терпеливый человек Почему мне так трудно быть терпеливым с ней?

Почему это так трудно? — вопрошал себя Калеб — Почему?»

Виллоу не без смущения украдкой наблюдала за тем, как Калеб ходил по лагерю, укладывая продукты в багажные мешки, проверяя подпруги и недоуздки, заботясь о том, чтобы в пути ничто не беспокоило лошадей Когда он появился на лугу с новым мешком зерна, Виллоу присоединилась к нему.

По свистку Калеба к нему рысью подбежал Трей и подошел, прихрамывая, Дьюс. Калеб насыпал две кучки зерна и пока лошади с хрустом жевали, осмотрел у них копыта и спины, ласково разговаривая с ними и хваля их за выносливость и добрый нрав. Виллоу была зачарована непринужденностью движений, силой и какой-то неповторимой мужской грацией Калеба. Удивительно точно и уверенно двигались его руки. Он настолько осторожно коснулся пулевой раны Дьюса, что мерин даже не вздрогнул. Калеб очень внимательно осмотрел рану.

— Все такая же чистая, — сказал он негромко. Он потрепал лошадь по холке, ощупал шерсть в тех местах, где чаще всего выступает пена. — Я послежу за тобой, мой малыш. Думаю, тебе надо дать отдых на денек-другой. Я нисколько тебя не виню. Дорога была чертовски трудная.

Запах зерна долетел до одной из кобыл, и она, тихонько заржав, направилась к Калебу. Он улыбнулся и потрогал ее за челку.

— Привет, Пенни. Чувствуешь себя получше после того, как ночь попаслась? — спросил он.

Пенни решительно потянулсь к мешку с зерном.

Виллоу засмеялась.

— Перестань мучить ее. Она знает, что ее ожидает лакомство.

Калеб искоса взглянул на Виллоу и как-то загадочно улыбнулся.

— Чем дольше ждешь, тем желаннее то, к чему стремишься. Разве ты не знаешь?

Со стороны Виллоу было мудро промолчать, но с румянцем во всю щеку она ничего поделать не могла. Она вздрогнула, вспомнив утренние ласки

Через всю долину к ним галопом несся Измаил. Уши у него были торчком, шаг легкий и ровный, тело гибкое.

— Хорошо выглядит, — заметил Калеб.

— Дышит тяжеловато…

— Это высота сказывается… Через недельку пообвыкнет.

Виллоу вздохнула и потерла виски. Каждую из кобыл, примчавшихся на запах, Калеб оделил порцией зерна.

— Мы не будем так сильно гнать, пока ты не привыкнешь к высоте.

— Будем ехать всего лишь по двенадцать часов в сутки, а не по восемнадцать? — пробормотала под нос Виллоу

Но Калеб услышал Слух у него был как у оленя. Он поднял глаза на Виллоу и увидел, что она закрыла глаза и трет виски Он добавил еще зерна лошадям, завязал мешок ремнем, отставил его и подошел к Виллоу.

— Болит голова? — участливо спросил он.

Она виновато опустила руки.

— Немножко… Хотя и не так, как на перевале.

— А ну-ка позволь мне.

Пресекая любые возможные возражения со стороны Вил-лоу, Калеб провел большим пальцем по ее вискам.

— Расслабься по возможности, — сказал он. — Чем напряженней мышцы, тем сильнее болит.

Виллоу тихонько охнула от удовольствия, когда пальцы Калеба заскользили по голове, массируя и расслабляя узлы, о существовании которых она даже не подозревала. Сильные, нежные, искусные руки убирали, снимали боль, принося ей облегчение и покой. Легким движением пальцев Калеб побудил Виллоу наклониться и затем опереться лбом о его грудь.

Лишь тогда Виллоу осознала, что рубашка у Калеба расстегнута и ее лоб касается обнаженной теплой груди. Темная поросль щекотала ей нос и рот. Она втянула в себя воздух, ощутив запах шерстяной рубашки, лошади и мужского пота. Она вздохнула и с наслаждением потерлась щекой о мужскую грудь.

— Это так здорово, — сказала Виллоу, медленно поворачивая голову, подставляя ее сильным пальцам, уносящим боль.

— Хорошо, — ответил Калеб, ощущая тепло ее дыхания на своей груди.

На некоторое время воцарилось молчание. Затем Виллоу снова вздохнула и произнесла:

— Я никогда не смогу расплатиться с тобой…

Калеб засмеялся.

— Ну почему же? Я могу позволить тебе потереть мне голову.

— Я имею в виду кобыл. Спасибо тебе, Калеб.

— Они слишком хороши, чтобы можно было их потерять из-за чьей-то ошибки.

— Я знаю, — просто сказала Виллоу. — Это была моя ошибка.

Калеб потер виски Виллоу тыльной стороной пальцев.

— Не ты создавала эти горы, душа моя. Это сделал господь.

Она грустно улыбнулась.

— Но я наняла проводника и тут же отказалась прислушиваться к его словам. Я едва не погубила моих красавиц, которые виновны лишь в том, что шли туда, куда я их вела. Они бы погибли, если бы ты не отправился за ними… Я бы не смогла… Я пыталась, но… — Ее голос прервался.

Виллоу покачала головой и зашептала:

— У меня не хватило сил. У тебя они оставались, но ты не обязан был идти за лошадьми, хотя бы потому, что ты несколько дней недосыпал.

Руки Калеба задержались на висках Виллоу. Затем он снова стал поглаживать ей лоб. Ее готовность взять на себя ответственность за выбор, который она сделала, поражала его. Он мало встречал мужчин и еще меньше женщин, которые не пытались бы при неблагоприятном развитии событий переложить вину на других, а при благополучном исходе — присвоить лавры себе.